Свет в ладонях

– А, вот как? Ну, стреляй, – сказал Монлегюр, глядя в его побледневшее лицо, и вдруг улыбнулся страшной, всепрощающей улыбкой, ясно говорившей: «Раз уж погубил дочь, то и отца погубить – невелико преступление». Джонатан дрогнул на одно только мгновение, но этого мгновения хватило Монлегюру, чтобы отшвырнуть принцессу в угол кареты и, кинувшись грудью на дуло, вырвать оружие у Джонатана из рук.

– Ле-Нефаль! – с перекошенным от бешенства лицом заорал он, дозываясь капитана конвоя…

И тут что-то случилось. На сей раз не угроза, не поразительное зрелище и даже не завал на дороге – что-то гораздо более удивительное и никем не ожидаемое. Карету тряхнуло, но не так, словно она наехала на яму (да и как она могла это сделать, не двигаясь?). Нет, скорее, казалось, словно кто-то или что-то подцепило её сверху и тянет… тянет, раскачивая и отрывая от земли. Карета содрогнулась, истошно скрипя, жалобно завизжали, беспомощно вертясь в воздухе, колёса, когда два из них оторвали от дороги. Всё в карете полетело вверх тормашками: сиденья, подушки, Джонатан, начавший очухиваться от удара солдат, принцесса, Монлегюр… Все – за исключением подушек и сидений – пытались за что-нибудь уцепиться, порождая ещё больший хаос. Женевьев соскользнула почти к дну кареты (Джонатан с ужасом понял, что дно её теперь – там, где болтается, косо свисая вниз, откинутая дверца) и вскрикнула, хватаясь за съезжающую скамью. Джонатан кинулся к ней и впился в её платье скованными руками, изо всех сил потащил на себя…

И в этот миг карета полностью оторвалась от земли. Снаружи тем временем вовсю звучали крики, лошадиное ржание и пальба. Однако что бы ни тащило вверх карету, выстрелы не наносили ему никакого вреда. Карета опять качнулась, заваливаясь ещё сильнее; солдата, судорожно хватавшегося за откидной столик, швырнуло вперёд, и он с диким воплем полетел вниз, к земле. Этим же толчком Женевьев сбросило ещё ниже, теперь она наполовину свесилась из распахнутой двери, и Джонатан слышал, как хлопает её юбка на ветру.

– Держитесь за что-нибудь! – что было мочи заорал он, перекрывая гул, который теперь, когда крики и выстрелы отдалились, стал громким и отчётливым, всё нарастая. Женевьев вцепилась в его плечо, другой рукой ухватилась за скамью, застрявшую поперёк кареты, и с усилием забралась обратно.

– Что это за чёртова хренотень? – просипел Монлегюр, впившись в решётку на другой, запертой дверце кареты и расширившимися глазами глядя на своих пленников… Бывших пленников, судя по всему, ибо что бы ни волокло их в поднебесье, оно волокло всех троих.

Джонатан прикинул, что положение, в котором они сейчас находились друг относительно друга, весьма способствовало тому, чтобы заехать главе Малого Совета по яйцам, заставив его тем самым разжать руки и отправиться в свободный полёт. Но он не сделал этого, а обстоятельства – тут, мы надеемся, читатель с нами не станет спорить – были не таковы, чтобы размышлять о побудительных причинах собственного поведения.

Карету больше не трясло, теперь она легко и свободно летела вперёд, весело постукивая распахнутой дверцей. Джонатан осторожно вытянул шею и, выглянув вперёд, отшатнулся: земля отдалилась настолько, что дорога превратилась в извилистую ленту не шире перевязи Альфредийского Ордена, а строения деревушки, видневшейся впереди, напоминали домики гномов. Гудение сверху продолжалось, и Джонатан, оправившись от первого шока, сообразил, что их подцепил и тащит какой-то диковинный механизм, без сомнения, люксиевый. Потому что только люксий способен создать такую силу, что вертит набитыми людьми каретами, точно стеклянными шариками… Вот только кому и зачем могло понадобиться столь экстравагантное похищение? Разве только…

«Да, это вполне в её духе», – подумал Джонатан, и его накрыла волна такого ликования и восторга, что он чуть не выпустил ножку скамейки, за которую теперь цеплялся, и не обрёл возможность изъявлять своё ликование пролетающим мимо сорокам.

– Снимите наручники, – потребовал он у Монлегюра, висевшего на решётке и опасливо поглядывающего вниз. Тот скривился, чуть только не сплюнув.

– С какой это стати?

– С такой, что это Эстер! Дайте, говорю, ключ! Монлегюр ошалело посмотрел на него, потом, с видимым трудом оторвав руку от решётки, неловко запустил её в карман. Пара секунд – и Джонатан с несказанным наслаждением выбросил свои оковы вниз, надеясь, что они не шандарахнут какому-то бедняге по голове.

– Что вы делаете? – спросила Женевьев, глядя, как он, переставляя ноги с одной шаткой опоры на другую, пробирается к двери.

– Хочу убедиться. Не двигайтесь с места, – возбуждённо ответил Джонатан и, ухватившись двумя руками за край той стороны кареты, которая ещё недавно считалась её крышей, выглянул наружу.