Женевьев сжала губы. Её воспитатель преподал ей множество уроков дворцовой дипломатии и грязных интриг – не чтобы самой затевать их, но чтобы вовремя заметить и не попасть под их змеиное воздействие. Этот старик опытен и хитёр, иначе не смог бы собрать вокруг себя банду проходимцев. Стало быть, в его вопросе непременно кроется ловушка.
– Не думаю, что нынче место и время вести салонные беседы, – коротко ответила Женевьев.
– Отчего же нет! – воскликнул барон, откидываясь назад и широко разводя руки. – Чем у нас тут не столичный салон? Ну, темновато, может быть, сыровато, грязновато слегка… Однако и дамы, и господа одеты соответственно. К тому же как минимум половина из присутствующих за этим столом – родственники. Чего нам стесняться, дорогая госпожа ле-Деваль?
Всё-таки он заподозрил что-то и давил на неё, подталкивая к прямому ответу. Но что могла ответить Женевьев, отроду не знавшая никаких графов ле-Девалей? И раздумывать над ответом времени не было…
И тут на помощь пришёл её лейб-гвардеец. Не для того ли, в конце концов, лейб-гвардейцы и нужны, чтобы спасать из беды принцесс?
– Кстати о родственниках, господин барон. – Джонатан звал деда «господином бароном», и в этом не слышалось и тени насмешки – должно быть, такое обращение между ними было принято. – Как дела у матушки? Я давно не списывался с нею.
– Отлично, – недовольно ответил тот, поневоле отводя от принцессы прищуренный взгляд. – В последние годы, правда, увлеклась спиритизмом и сутками напролёт болтает со старыми тётушками, давно сошедшими в могилу. А так ничего. Знал бы, что свидимся, так выпросил бы для тебя баночку её сливового варенья.
– Да, сливовое варенье матушки… – мечтательно протянул Джонатан, но тотчас спохватился. – А она знает, чем вы тут занимаетесь?!
– Ещё чего. Чтобы она стала давать мне советы по тактике штурма движущегося состава и критиковать мой стиль руководства подчинёнными? Ну уж дудки, – барон ухмыльнулся и приглашающе поднял кружку. Мужчины охотно поддержали его. Эстер тоже пригубила вино – ей, очевидно, было не по себе, ибо совсем не так она представляла себе знакомство с родичами своего супруга. Женевьев пить не стала, и мужчина, сидящий напротив, спросил:
– А вы почему не пьёте, сударыня?
– Потому что у дамы пустая посуда. Налей-ка до краёв, Гай! – велел барон, и мужчина, звавшийся, как выяснилось, Гаем, поднялся и, несмотря на протестующий жест Женевьев, налил ей вина.
– Это не краденое, если вас подобное смущает, – спокойно заметил он, и она с достоинством отозвалась:
– Но куплено на средства, добытые грабежом. И любому порядочному человеку встанет поперёк горла.
Клайв слева от неё поперхнулся и прыснул.
– Испытание на порядочность пройдено, – прохрипел он, стуча себя кулаком по груди и пытаясь отдышаться. – Вы не обращайте внимания на девицу Клементину, господа. Она у нас такая… с принципами и понятиями.
– Что большая редкость среди представительниц прекрасного пола, – заметил Гай. – Оттого я даже не спрашиваю, не утомляет ли вас наша застольная беседа. Ибо мы тут, знаете ли, спорили о политике.
– Я объяснял Джонатану, как докатился до такой жизни, – сказал барон и глянул на Эстер, в смущении отодвинувшую кружку. – Да вы пейте, голубушка, не стесняйтесь. Ваша подруга не вполне права. Ни одному человеку с каплей чести и совести не станет поперёк горла вино, украденное нами у Стюарта Монлегюра и его шайки.
Если он хотел успокоить новоявленную невестку, то достиг скорее обратного результата. Однако вряд ли заметил это, потому что, к кому бы ни обращался, не забывал поглядывать на Женевьев.
– Когда мне было столько, сколько вам, легко было рассуждать о порядочности и долге. Всё было просто. А для кое-кого и нынче просто, – он невесело усмехнулся своему внуку. – Когда тебе двадцать пять, тут колебаний никаких и нет: кому присягнул – под то знамя и встал, а что там делается, под этим знаменем, – не твоего солдатского ума дела. Верно я говорю?
На сей раз он обратился к Клайву. Мортимер ле-Брейдис был на диво крепок телом и духом в свои годы, однако обладал типично стариковской манерой то и дело подначивать молодняк, ожидая подтверждения своей очевидной правоты. Удивительное дело, сколь раздражает нас эта стариковская привычка в юности, и сколь охотно мы отдаёмся ей, когда стареем сами.
Джонатан, впрочем, один из всех понял, на какие события намекает старый барон.
– Вы говорите о революции сорок девятого года? Но ведь тогда вы были на стороне монархии!
– Я и теперь на её стороне. Только что такое нынче эта твоя монархия? То ли умирающий, то ли, если верить слухам, совсем уже мёртвый король, мифическая блудная наследница, которой никто в глаза не видал, и кучка заправил, по локоть запустивших лапищи в казну и только и ждущих момента, чтобы запустить их туда по самые плечи. Ох уж мне этот Стью Монлегюр! Знавал я его ещё по Третьему пехотному полку гвардии его величества. Второго такого труса и приспособленца поискать было. Но в чём точно собаку съел – так это в том, как вывернуть самую, казалось бы, хреновую диспозицию в свою пользу.