- Когда мне было восемнадцать лет, мы с Фелипе побывали в Италии, - рассказывала она. - Мы тогда только недавно поженились. Фелипе был в Риме и Флоренции с официальным поручением от старого герцога Альбы, отца нынешнего герцога. С тех пор у меня осталась мечта еще раз увидеть эти удивительные здания, статуи и картины. О, Алонсо! Все-таки люди постепенно меняются. Двести лет назад за изображение обнаженного человеческого тела можно было попасть на костер. А сегодня художники и скульпторы делают это по заказу кардиналов и пап! Видя такую красоту, поневоле начинаешь верить, что наступают новые времена.
- Ты хочешь жить там? - спросил Алонсо.
- Почему бы и нет? Раньше мне это казалось несбыточной мечтой. Но теперь я точно знаю, что многое кажется нам неосуществимым только потому, что мы не догадываемся о своих истинных возможностях.
- Во Флоренцию сейчас нельзя, - рассудительно сказал Алонсо.- Они сжигают там произведения искусства, наслушавшись проповедей Савонаролы, который уже стал фактическим правителем республики. Сам Боттичелли умудрился подпасть под его влияние и уничтожить какие-то свои работы. Хорошо, что друзья увезли большую часть его шедевров подальше от Флоренции.
Росарио вздохнула.
- Да, я слышала. Но ведь это безумие когда-нибудь кончится. И тогда мы переедем во Флоренцию. А сначала поживем в Риме. Только все это - после возвращения Мануэля.
На следующий день Алонсо опять пропадал в библиотеке, а Росарио занималась с Пепе хозяйственными делами. Правда, длинные разъяснения добросовестного управляющего она слушала вполуха. Мысли ее витали далеко.
В последнее время, раздумывая о рукописи "Свет в оазисе", Росарио все больше склонялась к предположению, что этот текст либо является компиляцией из не связанных друг с другом фрагментов, либо с самого начала был посвящен различным темам, а не только какой-то одной. Как бы то ни было, Росарио была почти уверена, что из способностей мастера-сновидца невозможно развить дар орбинавта.
Доказательством тому служили, как ей казалось, два факта: Алонсо, так же, как его деду и матери, никак не удавалось научиться влиять мыслью на явь, а ей, Росарио, хоть как-то воздействовать на сюжет снов. Это были различные искусства.
Отсюда следовала тщетность надежды Алонсо стать орбинавтом с помощью опытов по управлению сновидениями, что, впрочем, нисколько не умаляло в глазах Росарио его достижений в том, что касалось управления снами. Она считала их не меньшим чудом, чем свой дар. Ей хотелось верить, что мастерство сновидца тоже приводит к омоложению, но в глубине души Росарио понимала: если уж речь идет о действиях во сне, то в лучшем случае оно и омолаживать может только во сне.
Ночью Росарио спросила:
- Как ты мог влюбиться в женщину, чей сын старше тебя? Ведь ты же тогда не знал, что я стану молодой? Как такое вообще возможно?
- Для меня ты всегда была самой красивой и желанной, независимо от возраста, - Алонсо смотрел на нее очень серьезно. - Как бы высокопарно ни звучали эти слова, это чистая правда, которая и мне самому не давала покоя. Это была ужасная мука: безуспешно бороться с чувством, думая, что мы никогда не сможем быть вместе.
- Ты самый настоящий чародей, Аладдин, - благодарно проговорила Росарио, чувствуя, как к горлу подступает комок. - Ты омолодил меня своей любовью...
Они лежали молча, прислушиваясь к звукам ночи. За окном шелестела листва, потом заиграло тихое рондо дождя. В груди Росарио мерно стучало сердце.
- Я в тебя влюблен с апреля тысяча четыреста девяноста первого года, - сказал вдруг Алонсо.
Росарио повернулась на левый бок, удивленно уставившись на него.
- Ты была моей "прекрасной дамой из медальона", - объяснил Алонсо. - Еще я называл тебя "девушкой из медальона".
- Из медальона? Ты, вероятно, имеешь в виду крошечный портрет, который написал художник во Флоренции, - догадалась Росарио. - Мануэль показал его тебе?
- Нет, Мануэль лежал тогда без сознания в доме дяди Хосе. Матильда, моя двоюродная сестра, потащила меня в комнату, чтобы я полюбовался на спасенного мною рыцаря, который показался ей писаным красавцем. В комнате она бесцеремонно открыла медальон на его груди, и мы оба увидели этот портрет. Я, конечно, не должен был смотреть, но не устоял перед любопытством. Мы тогда решили, что это возлюбленная Мануэля.
- И ты посмел влюбиться в возлюбленную своего друга? - рассмеялась Росарио.
Она чувствовала, что тает, когда он глядел на нее с таким нескрываемым любованием.
- Мы еще не были друзьями, - сказал Алонсо и коснулся губами ее руки. - Да я и не особенно хотел влюбляться. Но ничего не мог с собой поделать. Стоило мне хоть чуть-чуть подзабыть твои черты, как я начинал видеть тебя во сне и тут же снова вспоминал. Так продолжалось до самой нашей встречи. Два года, царевна Будур... Вдумайся в это: ты мне снилась в течение двух лет!
- Невероятно! - Росарио уткнулась ему в плечо, теперь уже откровенно отирая глаза от выступивших слез. - Ты никогда мне раньше этого не говорил. Значит, я твоя девушка из медальона?