Свет в оазисе (СИ)

Бальтасар, видя, что споры бесполезны, вскочил на коня и умчался.

Глядя ему вслед, Мануэль подумал, что еще не все потеряно: Бальтасар непременно разузнает, где найти табор Пако!

От нахлынувшей надежды стало легче дышать.

Мануэль прошел мимо домиков, добрался до холма, нашел вход в пещеру. На этот раз он даже не был замаскирован ветками и валежником. Идальго, торопясь поскорей оказаться внизу, поскользнулся на влажном выступе и чуть не упал.

Он шел по гроту, вспоминая каждое мгновение тех волшебных часов, которые провел здесь вместе с Лолой. Надежда куда-то исчезла. Здесь, где все напоминало Мануэлю возлюбленную, он вдруг осознал, что потерял ее, и прохрипел в муке, словно чья-то железная рука стиснула ему внутренности.

В эту минуту Мануэлю было бы легче, если бы пришлось отбиваться от многочисленных врагов. По крайней мере, он дал бы выход своему отчаянью!

Вот зачарованное место, превращающее шепот в грохот.

Вот выступ, за которым находится их ложе любви.

Вот "блюдце", куда Лола выдыхала их имена.

В этот день солнце пряталось за облаками, и сюда не проникали его лучи. Факела у Мануэля тоже не было. Поэтому он так и не разглядел на переговорном "блюдце" перстня с контуром черепахи, который Лола оставила здесь для него.

-

Глава 8

-

Как стучит чужое сердце!

Как кричит ночная птица!

Слышишь, заскрипели дверцы?

Что-то обещает сбыться...

Бланш Ла-Сурс

В ночь на 2 января 1492 года Мануэль и Гильермо находились в составе трехтысячного отряда, сопровождавшего из Санта-Фе в Гранаду казначея королевы Гутьерре де Карденаса, верховного кардинала Кастилии Педро Мендосу, и двух визирей эмира. Всадники проникли в осажденный город по малоизвестной горной тропе. Ворота открыла группа мавританских рыцарей, после чего оба отряда последовали к Вратам правосудия Альгамбры.

В таинственном полумраке занимающегося рассвета, словно перекликаясь со снежными вершинами гор, легендарная цитадель выглядела еще более волшебной, чем обычно. Под зазубренной башней, украшенной затейливыми арабесками, бежала надпись, сделанная витиеватой арабской вязью.

- Что здесь написано? - спросил старый королевский чиновник Карденас старого визиря Абдель-Касима.

- "Я сад, сотворенный прелестью первых утренних часов", - медленно перевел визирь, и в тишине каждое его слово было отчетливо слышно находящимся вблизи рыцарям.

Вот таким образом Мануэль де Фуэнтес еще раньше, чем король и королева, побывал в известной на весь мир цитадели сарацинов, оказавшейся внутри еще более впечатляющей, чем снаружи.

Вместе с другими участниками ночной встречи Мануэль шагал по ее огромным мраморным залам, где стройные колоны уходят в мглистую высь и раздается плеск фонтанов.

Ступал по отделанному золоченой лепниной мозаичному полу, восхищаясь миртовыми садами, водоемами и замысловатой сетью потолочных углублений, напоминающих пчелиные соты.

Любовался, не веря своим глазам, потолком в Зале двух сестер в Львиной крепости. В ячейки потолка были вкраплены тысячи кристаллов молочного кварца, таинственно мерцавшие, как капли росы на паутине.

Снаружи уже занимался рассвет, когда в Альгамбру прибыл эмир и вручил ключи от цитадели Карденасу и Мендосе.

- Идите, сеньоры,- мрачно и торжественно проговорил худощавый Боабдил, нервно теребя узкую черную бородку, - и владейте этими крепостями от имени ваших монархов.

Вскоре в город вступили войска графа Тендильи. Почти в полной тишине полумесяц ислама был снят с башни Комарес, и теперь на его месте над красноватыми стенами древней крепости, рядом со знаменем Сантьяго возвышался серебряный крест, и сияли золотом штандарты кастильского королевства.

Отсюда вся процессия, включая Боабдила со свитой из почти сотни всадников, выехала к воротам города, где на берегу реки Хениль, возле небольшой мечети, их ожидало сверкающее морем геральдических цветов, ликующее христианское воинство. Гранды обоих королевств облачились по этому случаю в самые роскошные доспехи. В переднем ряду всадников сидели верхом на великолепных конях король и королева - в коронах, в мантиях, в расшитых золотом длинных до пят плащах поверх доспехов. Рядом с ними пребывали инфанты и придворная свита, среди которых был и командир Мануэля, герцог Кадисский.

Когда кавалькада, в которой находился Мануэль, приближалась к месту встречи, он услышал заключительные слова гимна Te Deum laudamus.

- Miserere nostri Domine, miserere nostri, - пели тысячи голосов в сопровождении ревущих труб. - Fiat misericordia tua, Domine, super nos, quemadmodum speravimus in te.

Эмир сделал движение, словно намереваясь сойти с коня, но король показал жестом, что просит его оставаться верхом. Мясистое лицо дона Фернандо излучало благодушие.

- Я готов целовать руки ваших высочеств, - произнес Боабдил на неплохом кастильском.