- Около двадцати пяти или чуть больше.
- Вероятно, это внук Франсиско Эль-Рея, который сделал перстень! - воскликнул Алонсо, не веря своей удаче. - Тем более, что у них одинаковые имена... Я как раз разыскиваю потомков Эль-Рея. Вы случайно не знаете, как его можно найти?
- Знаю, сеньор. Это совсем несложно. Раньше их табор располагался возле Альхамы, но перед самым падением Гранады власти потребовали, чтобы они ушли. Теперь они стоят недалеко отсюда, возле южного входа в Бургос.
Бургос и Кордова находились в противоположных направлениях от Мадрида. Алонсо, изрядно утомленный разъездами, решил отложить на несколько дней поиски таинственного Пако. Поблагодарив зеленщика, довольный "книгоноша" вернулся в Кордову и рассказал Ибрагиму о своем открытии.
- И когда же ты поедешь в Бургос? - дед не скрывал радости и любопытства. - Мне уже не терпится узнать, что скажет тебе внук Франсиско. Ведь если он делает такие же перстни, совпадение фамилий, имен и цыганского происхождения не может быть случайным.
- Сначала в Саламанку, - решил Алонсо. - Мать Мануэля, наверняка, осведомлена о возвращении Колона. Об этом уже знают все. Надо поскорее сообщить ей, что сын остался на Эспаньоле, и передать ей письмо и его заметки. Потом поеду искать цыган. Не беспокойся, дед. Как только узнаю что-нибудь, расскажу тебе.
В Саламанку Алонсо приехал под вечер. На этот раз останавливаться в гостинице не пришлось. Теперь у Алонсо Гарделя в "золотом городе" был собственный дом. Наутро он зашел к Небрихе, которого на месте не оказалось, потолковал с его работниками, и они объяснили ему, как ехать в Лас Вильяс. К полудню он уже нашел Каса де Фуэнтес, небольшой замок с башенкой, въехал через ворота ограды, которые почему-то оказались открытыми, спешился, привязал коня к дереву и дернул за веревку колокольчика.
Дверь открыл слуга средних лет.
- Что вам угодно, сеньор? - спросил он с заметным леонским акцентом.
- Я хотел бы повидать донью Росарио. Меня зовут Алонсо Гардель, и у меня есть для нее вести от ее сына.
- О! - воскликнул леонец, - вести от дона Мануэля! - выкрикнул он, удаляясь вглубь замка.
- Боже, что ты говоришь, Эмилио?! - раздался женский голос, и навстречу слуге выбежала, всплеснув руками, высокая хозяйка замка.
- Вот, сеньор Гардель, - начал объяснять Эмилио, но она его уже не слушала.
- Вы Алонсо! - радостно воскликнула она. - Манолито так много о вас рассказывал! Не стойте на пороге, входите в дом!
Алонсо, не шевелясь и почти не дыша, смотрел на нее и не верил своим глазам.
- Что с вами? Вам нездоровится? - заботливо спросила Росарио. - Эмилио, позови Пепе! Нашему гостю может понадобиться помощь!
Алонсо молчал, не в силах вымолвить ни слова.
Состарившаяся лет на двадцать пять, располневшая, с легкими лапками морщинок вокруг изящно очерченных губ, с отдельными серебряными ниточками посреди ниспадающей лавы черных кудрей, обрамляющих неправдоподобно синие глаза, перед Алонсо стояла женщина, давно и прочно поселившаяся в его снах, - его прекрасная дама из медальона.
-
Угасает господское лето,
Полный круг завершает печаль.
Мне не робкого мальчика жаль,
А влюбленное сердце поэта.
Ошеломление было настолько велико, а чувства - настолько противоречивы, что разбираться со всем этим просто не было времени. Хозяйка смотрела, широко раскрыв глаза. Когда-то, увидев это лицо на крошечном портрете в медальоне, Алонсо сказал, что художник придал ее глазам слишком много синевы при таких черных волосах. Как оказалось, тот ничего не приукрасил, скорее даже, напротив, - не сумел в полной мере выразить всей подкупающей открытости этого взгляда.
Надо было прекратить стоять истуканом и сказать что-нибудь.
- Донья Росарио, - пролепетал он.
Как же ему ни разу не пришла в голову эта мысль?! Она - мать Мануэля. Не возлюбленная, не кузина, не сестра, не племянница. Мать!
- Вам нездоровится, Алонсо?! Пройдемте в дом. Эмилио, воды для сеньора Гарделя!
Бело-голубое платье спадало волнами до самого пола и шелестело в такт шагам, когда она шла в глубь приемной залы, миновав ведущую на второй этаж крученую лестницу.
- Просто перегрелся на солнце в пути, донья Росарио! Ничего серьезного, - сказал Алонсо, придав голосу успокаивающую интонацию, однако стакан с водой, принесенный слугой-леонцем на серебряном подносе, выпил с жадностью.
На стенах висели портреты предков. Мужчины в доспехах, в шлемах с плюмажами, кто с копьем, кто с мечом. Вот этот - вылитый Мануэль, если бы не проседь в узкой бородке.
- Простите, донья Росарио, - спохватился гость, вынимая из дорожной сумки деревянную шкатулку. - Дон Мануэль просил передать вам это.
- О, благодарю вас! - Росарио сразу же прочитала адресованное ей небольшое письмецо. Затем вынула перевязанные тесьмой листочки с путевыми заметками.