Свет в океане

— Ты редко о чем-то рассказываешь, Том. Прошу тебя, продолжай.

— Я не знаю, как это выразить. Откуда взялась жизнь?

— А это важно?

— Важно? — переспросил он.

— Это таинство, которого нам не дано понять.

— Бывают минуты, когда мне ужасно хочется узнать ответ. Это правда! В последний раз, когда рядом со мной погиб человек, мне очень хотелось спросить у него, куда он отправился. Вот только что он был рядом, совершенно здоровый и нормальный, а потом в него угодило несколько кусочков свинца, от которых невозможно увернуться, и теперь он уже в другом месте. Как это возможно?

Изабель подтянула к себе колени и, обняв их одной рукой, другой оперлась о землю.

— Как ты думаешь, люди помнят эту жизнь, когда уходят? Вот мои бабушка и дедушка — они там по-прежнему вместе?

— Понятия не имею.

Она вдруг встревожилась:

— А когда мы умрем, Том, Бог ведь нас не разлучит? Он позволит нам быть вместе?

Том обнял ее.

— Ну вот, видишь, чем все кончилось? Зря я затеял этот глупый разговор! Слушай, мы же выбирали имена! И я пытался спасти бедного мальчугана от жизни под именем Заведей какой-то там Занзибар. А что с женскими именами?

— Элис, Амелия, Аннабель, Ариадна…

Том поднял бровь.

— Ну вот опять! «Ариадна»! Жизнь на маяке и так несладка, так что давай не будем усугублять это именем, над которым все будут смеяться.

— Осталось еще каких-то пара сотен страниц, — заметила Изабель, улыбаясь.

— Так давай не будем отвлекаться!

В тот же вечер, выйдя на галерею на маяке, Том снова задумался над мучившим его вопросом. Где находилась душа их ребенка раньше? И куда отправится потом? Где оказались души парней, с которыми он месил на фронте грязь и делил все беды и радости?

Вот он, живой и здоровый, находился сейчас здесь с чудесной женой в придачу, и какая-то душа решила к ним присоединиться. И из ниоткуда появится ребенок. Над ним так долго висела смерть, что такой подарок судьбы казался просто невероятным. Он вернулся в помещение и посмотрел на фотографию жены, висевшую на стене. Загадка! Иначе и не скажешь!

Другим подарком, заказанным Томом и доставленным на катере, было «Руководство по уходу за детьми для австралийских матерей» доктора Сэмюэля Гриффитса. Изабель изучала его все свободное время.

Она постоянно забрасывала его вопросами:

— А ты знаешь, что коленки у младенцев не из кости? — Или: — А ты знаешь, в каком возрасте младенцы начинают есть с ложки?

— Понятия не имею, Изз.

— Угадай!

— Ну откуда мне знать?

— С тобой совсем неинтересно! — пожаловалась она и снова уткнулась в книгу.

За несколько недель она так зачитала книгу, что страницы поистрепались и даже перепачкались от постоянного чтения на траве.

— Тебе же предстоят роды, а не экзамен!

— Я просто хочу все делать правильно! Я же не могу постучаться в соседнюю дверь и спросить у мамы, верно?

— Какая же ты глупышка! — засмеялся Том.

— А что? Что здесь смешного?

— Ничего. Абсолютно ничего. Даже если бы я мог, я бы ничего не стал в тебе менять!

Она улыбнулась и поцеловала его.

— Из тебя выйдет просто замечательный папа! Я это точно знаю!

Но в ее глазах промелькнул вопрос.

— Что? — решил ей помочь Том.

— Ничего.

— И все же?

— Твой отец. Почему ты никогда о нем не говоришь?

— Мы не ладили.

— Но какой он был?

Том задумался. Как описать отца в двух словах? Как описать его взгляд, никого и никогда не пускавший в свой внутренний мир?

— Он был из тех, кто всегда прав. И не важно, о чем шла речь. Он жил по своим, не подвергавшимся сомнению правилам и оставался им верен, невзирая ни на что. — Том вспомнил высокую фигуру отца, в тени которой прошло все его детство. Такой же холодной и бесчувственной, как могила.

— Он был строгим?

Том горько усмехнулся.

— «Строгим» — не то слово! — Он потер подбородок, стараясь подобрать правильные слова. — Может, он хотел воспитать из сыновей достойных мужчин. Он порол нас за любую провинность. Во всяком случае, меня. Сесил всегда сваливал вину на меня и отделывался легким испугом. — Том снова усмехнулся. — Хотя должен признать: в армии такое воспитание здорово пригодилось. Никогда не знаешь, что в жизни пойдет на пользу! — Он снова стал серьезным. — И еще один плюс: на фронте было не так страшно, зная, что похоронка на тебя никому не разобьет сердце.

— Господи, Том! Как можно говорить такое?!

Он прижал ее голову к груди и молча погладил по волосам.

Бывали дни, когда океан становился не похож сам на себя. Он терял синеву и превращался в свирепого дикого монстра, породить который могли только боги. Он с яростью обрушивался на остров, отгрызая от скал целые куски и накрывая облаком брызг всю башню маяка. Его рев казался рыком лютого зверя, чья злоба не знала границ. Именно в такие дни маяк нужен больше всего.

В самые свирепые штормы Том находился на маяке всю ночь, греясь возле керосиновой печки и балуя себя горячим сладким чаем из термоса. Он думал о тех бедолагах, которые сейчас на судах в море, и благодарил Бога, что сам в безопасности. Он вглядывался в ревущую пучину в поисках сигналов бедствия и держал наготове ялик, хотя в такую непогоду какой от него толк?