Свет в твоем окне (сборник)

И борзые – самые примерные отличницы наши – Галя, Катя, Лида. Кучер – Ритка. Она длинная была дылда, поэтому роль эта досталась ей. Ну а уж любушка – понятно кто, я, конечно. Дыроколом из белой бумаги кружочков настригли, кто в сценке не занят, будут потом на них на утреннике дуть, и полетит легкий снежок, и грянет песня залихвастская, и поскачет Ритка-кучер ко мне. А уж я – краса-девица, расцвету у всех на глазах и умчат меня борзые по серебряному снегу вдаль, под звон бубенцов, который обеспечит сама учительница ложкой о стакан.

Дома мы с бабушкой роль мою главную репетировали. Бабушка пела, бубенцы изображала и скакала и за борзых и за кучера.

А мое дело было – плавно расцветать, пританцовывая и кружась в сторону кучера.

Когда бабушка убедилась, что с ролью я справляюсь, стали мы корону мне мастерить. В отрывном календаре бабуля нашла страничку, как в домашних условиях изготовить папье-маше, и работа закипела. Старые газеты мочим, крахмалом мажем, сушим, клеим, корону вырезаем, белой бумажкой сверху, потом ромбики из «золотца» от шоколадки, ватные шарики на ниточках – вокруг лба. И потом самое главное – елочную игрушку – зеленую с красным птичку – молотком – бац, и в мелкие осколки. Потом по ним покатали скалкой для теста, чтоб они совсем мелкими стали. Корону клеем намазали и посыпали этой сверкающей красотой. Никогда еще у меня не было вещи прекрасней, чем эта переливающаяся корона.

А платье решили надеть голубое, в горошек, как снежинки из дырокола. Оно из маминого бывшего перешито было и очень мне шло. Ну а валеночки белые, которые обычно с галошами одевались, для сцены, конечно, без галош. И будет очень нарядно и красиво. И даже ради утренника можно будет все мои кудряшки в косички не заплетать – как-никак любушка. Принцесса-краса.

И вот, на последнюю репетицию я во всей этой красоте пришла. Ритка-кучер тоже здорово оделась – отцовы штаны в валенки засунула, красным кушаком подпоясалась. А на голову напялила кепку чью-то, и на девчонку-то перестала быть похожа.

Лошадки Галя, Катя и Лида все пришли в марлевых платьях. Они ходили до школы в один детский сад и там снежинками наряжались. И вот как раз платьица снежинок пригодились – белые получились лошадки. А на ногах – белые носочки поверх школьных ботинок. Одним словом, все в тон.

Переплели они руки, как будто не лошадок изображают, а танец маленьких лебедей. Ритка на них нитку накинула, а я уже приготовилась расцветать. И тут открылась дверь и заявилась на репетицию Митрофанова Татьяна, и замерли мы все, а особенно замерла учительница. Митрофанова Татьяна была одета в настоящую балетную пачку. На ногах – настоящие пуанты с пробковым носком. А на голове у нее горел-переливался кокошник, настоящий царский кокошник, откуда она его только взяла в своей Сызрани ехидной.

И затанцевала она на пробковых пальчиках в мою сторону, чтоб меня с трона моего скинуть, затмить своей красотой. И у нее все получилось. Расцветала она плавно, пальчиком на руке щеку подпирая, и было даже страшновато, что сейчас эта лебедушка оторвется от пола на своих пуантах и улетит в небо вместе с настоящим кокошником.

Учительница заволновалась, сразу ее любушкой назначила. А мне велела лучше новое стихотворение выучить и в своем платье гороховом его весело всем прочитать.

Почему я до сих пор помню свое горе, слезы безутешные? А бабушка все гладила меня по голове и говорила, чтоб я на эту Митрофанушку внимания не обращала и что великий русский писатель Фонвизин самого глупого героя своего бессмертного произведения «Недоросль» недаром тоже Митрофанушкой назвал.

Потом мы с бабушкой стали такое стихотворение мне подбирать, чтоб корона наша не пропала. И подобрали про царевну.

* * *

В день утренника вдруг оказалась у Ритки-кучера болезнь – свинка. Она с соседской девчонкой играла и не знала, что свинкой от нее заразится. И остались лошади без кучера. Учительница быстрей ко мне – выручай. Кудряшки мои под Риткину кепку засовывать стала да красным кушаком голубое платьице подпоясывать. Ну, ладно, думаю – кучером, так кучером.

Сидят все наши мамы и бабушки в зале – чуда ждут. Моя бабуля особенно, волнуется, чтоб я про царевну слова не спутала. Занавес открывается, учительница на кружочки бумажные дует – снежок полетел, ложкой об тарелку – бубен зазвенел, мы зашли и поскакали в сторону Митрофановой. А Танька эта сызраньская, принцесса самозваная, давай на пальчиках кружиться – вот сейчас ее кучер заберет и в снежную даль умчит.

И тут я как запою во весь голос совсем другие слова – что белый снег летел, летел, я ехать к милой расхотел. И повернула своих удивленных лошадок в другую сторону. А Митрофанушка долго еще кружилась на пальчиках, никому не нужная.

Учительница стояла вся красная – может, дула на кружочки слишком сильно. Родители хлопали, Митрофанушка убежала в класс рыдать. А я корону свою напялила, выскочила на сцену и про царевну стихотворение без запинки прочитала. Все смеялись и хлопали, и бабушка говорила, что в доме растет артистка. Факт.

* * *