– Понимаешь, Рейнмар? – Урбан Гор макнул палец в пиво и быстро нарисовал на крышке стола схематическую карту верховья Одры. – Верхняя Силезия, объединенная с Малопольшей, – это Польское Королевство, объединенное с Чешским. Верхняя Силезия в руках Табора и Польши, занятая гуситами, под формальной властью Корыбутовича, Болька Волошека и других склоняющихся к Польше герцогов. Цешин, Пшчина, Рыбник, Затор, Освенцим, Гливице, Бытом, Севеж, Ополе, Ключборк, Волчин, Бычина, Намыслов. С Польским Королевством более шестидесяти миль общей границы. Гуситские посты в каких-то сорока милях от земель Ордена, для Табора с боевыми колесницами это не более шести дней перехода, а Табор и Сиротки аж сгорают от нетерпения, чтобы засыпать соли за шкуру крестоносцам. И кто воспротивится аннексии, кто будет протестовать? Люксембуржец? Верхняя Силезия – это законные чешские земли, а чехи Люксембуржца не признают королем. Папа? Ягелло заявит, что Силезию захватил баламут Корыбутович без его ведома и согласия,
– Кто поверит в такую чепуху? В такой вздор?
– Это политика, Рейнмар. В политике есть две альтернативные цели: первая – соглашение, вторая – конфликт. Соглашение достигается, когда одна из сторон верит в чепуху, которую говорит другая.
– Понимаю.
– Пора нам покинуть Одры. Я еду на Совинец, потом дальше. Побег Шиллинга усложнил мои планы, теперь дополнительно Прокоп шлет с миссией, в дальний и долгий путь. Ты же, Ланселот, наверняка спешишь к своей попавшей в затруднения Гиневре. Разве что что-то изменилось?
– Ничего не изменилось, попрежнему спешу. Но езжай сам. Мне надо еще здесь остаться.
На Поясной улице, прижавшись к городской стене, стоял мрачный каменный дом, в котором размещались тюрьма, городской застенок и дом палача. Место источало враждебную ауру на все ближайшие окрестности, кто мог, избегал его, убрались оттуда торговля и ремесло. Остался один пивовар, которому, если варил хорошее пиво, никакое месторасположение не могло помешать. Также остался, что удивительно, пивной погребок, к которому вели крутые ступени. Погребок, не опасаясь ассоциаций, хозяин назвал «У палача».
Ступени вели глубоко, к сводчатым подземельям. Только в одном из них, в самом дальнем, было застолье. Рейневан приблизился к участникам застолья. На него не сразу обратили внимание. И встретили глухой тишиной.
– Это Рейневан, – огласил наконец Адам Вейднар герба Равич. – Медик из Праги. Собственной персоной. Бог в помощь, эскулап! Входи, пожалуйста! Ты ведь всех знаешь, не правда ли?
Рейневан знал почти всех. Ян Куропатва из Ланьцухова герба Шренява и Якуб Надобный из Рогова герба Дзялоша, с которым совсем недавно ему пришлось делить заключение, приветствовал его поднятием рук, подобным образом поступил Ежи Скирмунт герба Одровонж, которого он знал еще с пражской поры. Сидящий возле Скирмунта Блажей Порай Якубовский знал Рейневана, но как-то не торопился это открывать. Остальные, выедавшие кашу из мисок и внешне занятые только кашей, были ему незнакомы.
Зато ему был знаком вожак всей
– Те двое за кашей, – представлял дальше Вейднар, – это пан Ян Тлучимост герба Боньча. И Данило Дрозд из путных бояр.[185]
Присаживайся, Рейневан.– Я постою. – Рейневан решил поддерживать официальный тон. – Да и времени у меня немного. Князь Корыбутович, на службе которого вы, милостивые государи, находитесь, просил меня установить с вами контакт. Я, чтобы вы знали, оказал князю некоторые услуги, за это он обещал мне
Наступила долгая и скорее гнетущая тишина.
– Ну вот, пожалуйста, – промолвил наконец Федор из Острога. – Вот попался нам чертов немец, черти его б маму мучили. Слушай, ты… Забыл, как тебя звать?
– Рейневан, – посказал Куропатва.
– Слушай, ты, Рейневан, черт с твоим ксилиум или консилиум, оставь их для педиментов или других содомитов, мы нормальные хлопцы и чувствуем отвращение к этим французским модам. Не хочешь садиться, так стой, мне один хрен, стоишь ты или сидишь. Ты нам говори, что тебе говорить приказали.
– Что именно?
–