Свет вечный

– Его преподобие Фридрих фон Ауфсесс, – лицо инквизитора было серьезно, как воспаление легких, – избегал однозначных ответов. Иными словами, плутовал. Что ж, наверное, плутовство постоянно и неразрывно связано с епископской митрой. Из-за плутовства, однако, выглядывает правда, выглядывает, как говорят классики, словно жопа из крапивы. Правда такова, что своя рубашка ближе к телу. Во Франконии и в Баварии городская чернь волнуется, крестьянство наглеет. Из Франции вести идут о Деве, о Жанне д’Арк, святой Божьей воительнице. Ширятся слухи, что когда La Pucelle покончит с англичанами, то во главе народной армии возьмется за господ и прелатов. А гуситы? Гуситы от Бамберга далеко, никто их в Бамберге не боится, никто не верит, что они туда смогут дойти, а если б и дошли, то у города высокие и крепкие стены. Одним словом, Бамбергу от гуситов ни тепло, ни холодно, пусть о гуситах беспокоятся те, у кого для этого имеются причины. Это собственные слова его преподобия епископа Фридриха.

– Пес с ним, старым дурнем. А магдебургский архиепископ? Ты ведь и у него был.

– Был. Архиепископ метрополит Гюнтер фон Шварцбург слишком рассудителен, чтобы пренебрегать гуситами. Участия в крестовом походе не исключает, активно призывает к оборонным союзам. Последовательно формирует армию. Под его командованием на это время уже имеется более тысячи человек. Однако появились, скажу откровенно, определенные проблемы. Так вот, архиепископ очень разгневан. На тебя, епископ Конрад.

– О!.. – односложно прокомментировал Конрад.

– Он разгневан, – продолжал Гейнче, – по причине некоей особы, пользующейся твоим расположением. Речь о Биркарте Грелленорте. Архиепископ представил мне длинный перечень обвинений, не буду ими утомлять, потому что по большей части это тривиальные вещи: убийства, изнасилования, черная магия. Также грабежи: архиепископ Гюнтер обвиняет Грелленорта в совершении в сентябре 1425 года хищения пятисот гривен налога. Наибольшую злость метрополита вызывает, однако, личность какой-то нелюди, какого-то сверга по имени Скирфир, что ли, алхимика и чародея, которого архиепископ хотел пытать и сжечь, но которого Грелленорт нагло выкрал и спрятал. Чтобы его использовать.

Епископ Конрад захохотал. Гейнче смерил его холодным взглядом.

– Да, это очень смешно, – поддакнул он холодно. – И тривиально до тошноты. Но это бьет по союзу Саксонии и Силезии, союзу крайне необходимому перед лицом гуситской угрозы. Решающему силезскому «быть или не быть». Поэтому я хотел бы знать, что ваша милость намерена предпринять в этом деле.

Конрад посерьезнел, впился в инквизитора глазами.

– В каком деле? – процедил он. – Я не вижу никаких дел. Неужели ты видишь, Гжесь? Неужели ты хочешь мне заявить, что Биркарта Грелленорта, хотя это мой фаворит, а народная молва называет моим незаконнорожденным сыном, я должен прогнать на все четыре стороны, объявить изгнанником, тайно подвергнуть заключению либо порешить? Что я должен совершить это для пользы дела, поскольку Биркарт Грелленорт – это persona turpis,[174] которая вредит нашим союзам и отношениям с соседями. Я мог бы ответить тебе, Гжесь, что союзам и отношениям вредят глупые и мелочные церковные деятели, которые дуются, как дети, когда у них забирают игрушку. Мог бы, но не отвечу. Отвечу по-другому, отвечу кратко и конкретно: если кто-нибудь, епископ, кардинал, викарий или инвизитор, мне всё равно, попробует тронуть Биркарта Грелленорта, клянусь Богом в небе, он страшно об этом пожалеет.

– Бог в небе, – ответил, не моргнув глазом, Гейнче, – всё видит и всё слышит. Какой мерой вы меряете, такой вам отмерят. Горе тем, кто зло называет добром, а добро злом, которые заменяют темноту светом, а свет темнотою.

– Банально, Гжесь, банально. Ты цитируешь Библию, как сельский батюшка. Я уже сказал, отцепись от Грелленорта, отцепись от меня. Поищи бревно в собственном глазу. А может, желаешь другую цитату из Библии. Может, из Послания к Коринфянам? Не можете пить чашу Господю и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской. Рейнмар из Белявы, тебе что-то говорит это имя? Еретик, которого в Франкенштейне ты личным вмешательством спас от допроса с пристрастием. И защищал, пока ему не удалось сбежать? Делал протекцию дружку. Это же твой друг, приятель, товарищ из универа. Рейневан Белява, проклятый еретик и преступник, чародей, некромант, persona turpis что ни на есть. Ты восседал с некромантом за столом демонов, инквизитор. А с кем поведешься, от того наберешься. Возможно, тебя заинтересует, что упомянутый Белява месяц тому появился во Вроцлаве.

– Рейнмар Беляу? – Гжегож Гейнче не смог скрыть удивления. – Рейнмар Беляу был во Вроцлаве? Что он здесь искал?

– Откуда мне знать? – Епископ наблюдал за ним из-под опущенных век. – Это дело инквизитора, а не моё, следить за евреями, еретиками и отступниками, знать, что они замышляют и с кем. И сдаётся мне, Гжесь, что ты знаешь, зачем он сюда прибыл. Что, а скорее кого он здесь разыскивал.

* * *