Свет вечный

– Короткий идет, – решительно повторила Вероника, – и склоняет Кузанского к нашему делу. Это не будет трудно. Думаю, что будет достаточно приличного и крепкого fellatio. Плюс груди, которые mandragorae dederunt odorem. Но если окажется, что этого мало, что же, придется пойти на commixtio плоти по полной программе. Нагота пред наготой et cetera. Давай, давай, жалко времени. Короткий прутик бежит в hortus conclusus, а длинный тем временем пакует манатки.

– Нет, – ужаснулась Ютта. – Нет.

– Что нет?

– Я не могу… Я люблю Рейневана…

– И поэтому хочешь бежать. Поэтому должна бежать.

«Она права, – подумала Ютта, – она абсолютно права. Проходит год моей неволи, год со дня нападения на Белую Церковь. У доминиканок в Кроншвице я уже седьмой месяц, того и гляди, как снова появятся странные люди, чтобы забрать меня и завезти в другой, еще более отдаленный монастырь. Они разлучат меня с Вероникой, а бежать сама я не сумею. Она права. Сейчас или никогда».

– Давай прутик, Вероника.

– Вот это я понимаю. Какой ты вытащила? Длинный. Значит, короткий мой, послушала мои тяжелые молитвы покровительница. Пакуй вьюки, Ютта. Я же спешу в гостевой дом. К теологу Миколаю, который ждет там suavissimus и полон очарования.

Ютта, собранная и переодетая, ожидала в пекарне. Было новолуние, декабрьская ночь была темна, как дно самой геенны.

Вероника вернулась поздно за полночь. Зарумянившаяся, вспотевшая и тяжело дышащая. На ней был подбитый мехом плащ, она несла узелок. «Получилось, – подумала Ютта, – у нее действительно получилось».

Они не тратили времени. Быстренько перебежали двор к гостевому дому и вошли в мрак сеней. Миколай Кузанский ожидал их, пальцем на губах приказал молчать. Он провел их в конюшню, где при тусклом свете ночника слуги седлали двух коней. Ютта надела поданный ей кожушок, натянула капюшон, вскочила в седло.

Миколай Кузанский отправил слуг. После чего обнял Веронику и поцеловал. Поцелуй длился. И длился.

Достаточно долго. Утратив терпение, Ютта многозначительно кашлянула.

– Вам пора, sorores, – опомнился Миколай Кузанский. – Пора. Идемте.

– Кто это там? – заворчал Брюнварт, монастырский servus[287] из мирян, сторож и привратник гостевого дома. Кого там по ночам черти носят? Зараза на ваши…

Он узнал каноника, замолчал, низко поклонился. Кузанский без слов сунул ему в руки звенящий мешочек. Брюнварт согнулся в поклоне.

– Отпирай ворота. Выпусти мою прислугу, я посылаю их по срочному делу. И рот на замок.

– Я ничего не видел… Ваше преподобие…

Ночь темна, как дно геенны. Холодно.

– Эта дорога ведет в Вейд. А эта – в Цвиккау и дальше в Дрезден. Прощайте милые сестры. Пусть вам Бог помогает. И счастливо приведет к вашим близким.

– Прощай… милый Миколай.

Подковы застучали по камням.

Глава семнадцатая, в которой описываем Год Господень 1430, а на охваченных пожаром войны землях Саксонии, Тюрингии и Верхней Франконии продолжается великий поиск.

Рейневану, Шарлею, Самсону и Риксе потребовалось два часа, чтобы от брода в Кессерне выбраться на тракт, на дорогу, которая вела в Альтенбург. Несмотря на то, что начал падать снег, они ехали быстро, Рейневан во главе, разгоряченный и возбужденный близостью Ютты. Гуситская армия, разделившись на пять полков, маршировала тем временем в направлении Наумбурга и Ены, методично сжигая каждое село и каждый oppidium[288] на своем пути. Горизонт на западе расцвел султанами дымов, которые рвал ветер.

Рейневан торопил, сначала он даже отказывался останавливаться на ночь, хотел ехать даже в темноте; чтобы его остановить, были необходимы действительно убедительные аргументы: кони требовали отдыха и корма, к тому же они были в чужой и враждебной стране, во мраке и вьюге они могли заблудиться, сбиться с пути, следствием могло стать опоздание значительно серьезнее, чем несколько часов ночлега. Таким образом, они остановились в овине на краю селения. Которое тоже выглядело опустевшим.

Горизонт на западе светился заревом. Они сидели вокруг маленького костерка. В полном молчании. До определенного времени.

– Рейнмар, – заговорила едва заметная в темноте Рикса. – Мы должны выяснить одну вещь. Божичко напугал тебя угрозой навредить Ютте и вытянул из тебя информацию о месте переправы. Правда?

– К чему ты клонишь, дорогая Рикса? – заговорил едва заметный в темноте Шарлей.

– Курфюрст Фридрих ожидал с саксонским войском не там, где надо, ergo:[289] он не знал. Не знал правду. Руководствовался ложной информацией. Я клоню к тому, чтобы задать тебе вопрос, Рейневан. Он звучит так: какую информацию ты дал Божичке?

– Да ложную же, само собой, что ложную, – заверил из темноты Шарлей. – Какую еще он мог дать?

– Ложь бы раскрылась, – не отступала Рикса. – А расплатиться за нее должна была бы Ютта. И ты хочешь, Рейнмар, чтобы я поверила, будто ты пошел на такой риск?