Свет вечный

– А может… – Самсон на большом копьеносном жеребце подъехал к Бедржиху справа. – А может, все-таки решиться на чуточку откровенности, пан из Стражницы? Чуточку откровенности и доверия. Неужели это так много?

Если речь Самсона ошарашила Бедржиха, то лишь ненадолго. Он оторвал глаза от глаз великана. Посмотрел косо на Шарлея. Взглядом подал сигнал своим четырем подчиненным, моравцам с ожесточенными рожами и похожими на сучки лапами. Взгляда было достаточно, чтобы моравцы, как по команде опустили лапы и положили их на ручках висящих возле седел топоров.

– Чуточку откровенности, да? – повторил он, кривя губы. – Ладно. Вы первые. Ты первый, великан. Кто ты на самом деле?

– Ego sum, qui sum.[133]

– Мы отклоняемся от темы, – Шарлей натянул удила своего вороного. – Ты дашь Рейневану объяснения? Или мне это сделать?

– Сделай это ты. Охотно послушаю.

– Мы неожиданно изменили маршрут, – начал без проволочек демерит, – чтобы обмануть шпионов, епископских бандитов и Инквизицию. Мы едем по ратиборскому тракту, а они, наверное, высматривают нас под Карнювом и там, наверное, устроили на нас засаду. Потому что донесли им, каким маршрутом мы поедем. Ты им об этом донес, Рейнмар.

– Ясно. – Рейневан снял перчатку, вытер лоб. – Всё ясно. Выходит, всётаки, мало, Прокопу моей клятвы на распятии. – Продолжает меня проверять.

– Черт возьми! – Бедржих из Стражницы наклонился в седле и сплюнул на землю. Ты удивляешься? Ты бы иначе поступил на его месте?

– Только для этого он послал меня в Силезию? Чтобы подвергнуть меня испытанию? Только для этого тащились такой кусок дороги и приперлись вглубь вражеской территории? Только и исключительно для этого?

– Не исключительно. – Бедржих поднялся в седле. – Вовсе не исключительно. Но хватит об этом. Время не ждет, поехали.

– Куда? Спрашиваю, чтобы донести епископским бандитам.

– Не перегибай палку, Рейневан. Поехали.

Они ехали, уже не спеша, по размокшей дороге среди леса. Впереди два моравца, за ними Бедржих и Рейневан. Дальше Шарлей и Самсон, в конце два моравца. Ехали осторожно, поскольку они были на неприятельской территории, на землях ратиборского княжества. Молодой князь Миколай был ожесточенным врагом гуситов, ожесточеннее даже, чем его недавно умерший отец, пресловутый герцог Ян по прозвищу Железный. Герцог Ян, чтобы досадить гуситам, не боялся даже задеть могущественную Польшу и ее короля. В 1421 году он спровоцировал серьезный дипломатический инцидент: схватил и арестовал целый кортеж направляющегося в Краков чешского посольства, а послов, во главе с влиятельным Вилемом Косткою из Поступиц, бросил в темницу, ограбил до нитки и продал Люксембуржцу, который освободил их только лишь после резкой ноты Ягеллы и посредничества Завиши Черного из Гарбова. Так что осмотрительность была обоснованной. Если бы их схватили ратиборцы, то не помогли бы ни ноты, ни посредничество – повисли бы в петлях без всяких церемоний.

Ехали. Бедржих поглядывал на Рейневана, Рейневан неохотно поглядывал на Бедржиха. Не было это похоже на начало прекрасной дружбы.

Бедржих из Стражницы, как несла молва, происходил из благородного рода, но из тех, что победнее. До революции он якобы был клириком. Хотя не выглядел старше Рейневана и, наверное, старшим не был, имел за плечами долгий и красочный боевой путь. На сторону революции он стал сразу, как только она вспыхнула, подхваченный, как и большинство, волной эйфории. В 1421 году в качестве таборитского проповедника и эмиссара он поднял гуситскую бурю в дотоле верной Люксембуржцу Моравии. Он создал моравский Новый Табор на Угерском остроге, славившийся в основном тем, что нападал на монастыри и сжигал храмы, обычно со священнослужителями. После нескольких боев с венграми Люксембуржца, когда начало становиться горячо, Бедржих оставил Моравию моравцам и вернулся в Чехию, где пристал к оребитам, а потом к Меньшему Табору Жижки. После смерти Жижки связался с Прокопом Голым, которому служил как адъютант по специальным поручениям. Он перестал возиться с проповедями, сбрил апостольскую бороду вместе с усами, превратившись в юношу с внешностью прямо со святых образов. Кто его не знал, мог на это купиться.

– Рейневан.

– Что?

– Нам надо поговорить.

– Может, оно и пора. Но мне, видишь ли, эта ситуация противна до чрезвычайности. Просто с меня хватит. Прокоп приказал мне ехать в Силезию, я послушно выполнил приказ. Как видно, я совершил ошибку. Следовало отказаться, невзирая на последствия. А сейчас я тут, черт знает для чего. Чтоб меня испытали? Как инструмент провокации? Или как ее объект? Или исключительно для того, чтобы…