Свет вечный

Не прошли. Въехали на майдан. Сразу можно было сообразить, что это не обычные кнехты, обмундирование и оружие указывали, что это наемники. Рейневан заметил, что они ведут пленного. Возле одного из коней, на веревке, соединяющей связанные руки с лукой седла, бежал трусцой человек.

Командир разъезда, усатый и с тонким лицом, смерил Бедржиха и компанию злым взглядом. Пленник возле коня отвернулся. А Рейневан непроизвольно открыл рот.

Пленником был Бруно Шиллинг. Черный Всадник, ренегат, дезертир из Роты Смерти.

Он сразу узнал Рейневана. В его глазах запылал огонь, злой огонь, лицо его напряглось и скорчило такую гримасу, какую Рейневан не видел у него раньше, ни разу, ни во время путешествия над Ользой, ни во время шести дней допросов в Совиньце. Он сразу понял, чту эта гримаса означает.

– Это гуситы! – закричал Шиллинг, дергая веревкой. – Они! Эти люди! Это гуситы! Чешские шпионы! Эй! Вы что, не слышите, что я говорю?

– Чего? – грубо спросил командир разъезда. – Ну, что там?

– Это гуситские шпионы! – Шиллинг даже оплевал себя. – Точно, я их знаю. Меня вы связали, хоть я и невиновен. А это настоящие преступники. Арестуйте их! Закуйте в кандалы!

Спитек из Мельштына побледнел и сжал зубы, рука Сестшенца мгновенно потянулась к рукояти. Бедржих глазами подал сигнал своим моравцам.

Шарлей снял шапку, вышел вперед.

– Ну и хитрюга же, – сказал он весело. – Языкастого злодея вы поймали, господа военные, что и говорить! Чтобы спасти собственную шкуру, он берется других очернять. Дайте-ка вы ему там в Пшчине батогов, господин офицер, не поскупитесь на удары такому сыну! Пусть знает, как клеветникам бывает!

– А вы, – рявкнул усатый, – кто такие?

– Мы купцы из Эльблонга, – спокойно заявил Бедржих из Стражницы. – Возвращаемся из Венгрии…

– Из вас такие купцы, как из нас монашки.

– Ручаюсь…

– Врет! – крикнул Шиллинг. – Это гусит!

– Закрой пасть, – сказал усатый. – Вам же, милостивые государи, придется, однако, с нами в Пшчину потрудиться, там уж начальство разберется, кто вы такие, купцы или лжекупцы. Петцольд, Младота, с коней, перетрусите им вьюки и короба. И отберите оружие.

– Господин начальник, – Бедржих легко отодвинул полу плаща, многозначительно похлопал висящую на поясе пузатую мошну. – А может, как-то договоримся?

Усатый направил коня ближе, посмотрел на них сверху. После чего скривил худую рожу в горделивой ухмылке.

– В Пшчине, – процедил он, – за еретиков лучше платят. А раз взятку даешь, значит ты настоящий еретик. Пойдешь в путы. А твой никчемный мешок и так будет наш.

– Бог свидетель, – пожал плечами проповедник, – что я не хотел этого.

– Чего ты не хотел?

– Этого.

Бедржих схватил брошенный ему арбалет, плавно подставил приклад к щеке. Звякнула тетива, болт, выпущенный с близкого расстояния, смел усатого с коня.

– Бей!

Спитек из Мельштына рубанул одного из солдат мечом, Сестшенец набросился на остальных, рубя и коля попеременно мечом и чеканом. Наемники кинулись на них с криком, наставив копья и размахивая топорами. Трое упало с коней, сраженные болтами из арбалетов моравцев и польских оруженосцев, четвертый бултыхнулся в лужу от стрелы Шарлея. Остальные набросились на них с боевыми криками. И тогда ударил Самсон.

Великан схватил скамью, сделанную из разпиленного пополам ствола, поднял ее, как будто она ничего не весила, хотя она весила. И как циклоп Полифем метал скалы в корабль Одиссея, так Самсон Медок метнул скамью в конных пшчинских наемников. С лучшим, чем у Полифема, результатом. Произведя страшный погром среди людей и животных.

Рейневан, ловко лавируя в бою, бросился к Шиллингу. И увидел что-то невероятное. Ренегат уцепился за куртку всадника, который его вел, стянул его на землю. Всадник, огромный мужик, не дал себя повалить, оттолкнул Шиллинга и ударил его ножом. Шиллинг увернулся от удара легким оборотом и наклонением корпуса, резким движением плеча перегнул руку солдата, сильно ударил вперед, загоняя атакующему собственный нож в горло. Молниеносно разрезал путы на запястьях об висящий около седла топор, вскочил в седло, пустил коня в галоп.