Свет во мраке

В нос тут же ударил этот непередаваемый запах больницы, вызывающий мысли о бренности жизни. Запах лекарств, хлорки и ещё чего-то. Может страха? А может быть запах надежды? Габи знала, что это пахнет обыкновенный фенол — сильный антисептик, которым дезинфицируют помещения. А в процедурном кабинете частенько витал запах спирта. Больничная атмосфера засасывала с самого порога. И каждый раз, переступая этот порог, Габриэлла чувствовала ответственность, что камнем ложится на её плечи. И этот груз уже был для неё привычной ношей. Да разве у врачей бывает по-другому? Выбрав этот путь нужно привыкать не только к ответственности за чужие жизни, но и к тому, что чем-то придется жертвовать, во благо работы. Например, сном. Или личной жизнью.

Из головы у Габи никак не шёл тот мужчина, что спас её несколько минут назад. Что с ним? Когда она убегала, то не рискнула обернуться. Но она отчетливо слышала звуки борьбы. И у одного из негодяев был в руке нож.

Габриэлла похолодела от нехорошего предчувствия. Она очень переживала за мужчину в плаще. Успела ли полиция? Всё ли с этим человеком хорошо?

Одевшись в форму медицинского персонала — голубые брюки и рубашку, а затем в белоснежный халат, Габи направилась на второй этаж, проверить, как обстоят дела у больных. Она, конечно же не главный врач, чтобы делать обход с историями болезней, но поздороваться с теми кто ещё не спит ей очень хотелось. И навестить дедушку, разумеется.

В его палату она зашла напоследок. Дедушка не спал, он пролистывал какой-то географический журнал, где в горной реке крупным планом был заснят разбившийся самолёт без крыла. Габи невольно отметила, как дедушка изменился за последние дни. Кожа у него пожелтела, из рук пропала былая сила, глаза утратили живой блеск. На больничной койке лежал слабый больной старик.

— Сегодня ты лучше выглядишь, — соврала Габриэлла. — Как ты?

— Элла! — Дедушка всегда так её называл. — Неужели уже настал вечер?

— Уже ночь. И у меня началось дежурство. — Девушка аккуратно присела на край его кровати и погладила по слабой морщинистой руке.

— Как быстро летят часы. — Том вздохнул, и вымученно улыбнулся. — Мне назначили дату операции, знаешь Элла? Скоро это уже закончится. Скоро всё, наконец, решится.

— Я знаю, дедушка. Всё будет хорошо. — Габи снова взяла его за руку. Пальцы у старика были ледяными и влажными. Плохой признак. — Тебя немного подлечат за эти дни, потом прооперируют. Доктор Дуглас обещал, что сам лично проведёт операцию на твоем сердце. Ты же знаешь, какой он блестящий хирург. Скоро ты поправишься. Я в этом уверена. — Снова маленькая ложь. Даже, если её дедушка и поправится, то это будет не скоро. На восстановление потребуются месяцы. Но разве она могла сейчас сказать что-то другое? У дедушки должна быть вера в выздоровление, иначе тогда вообще не будет шансов.

Том Бартон молчал. По его потухшему взгляду Габи легко могла прочесть грустные мысли, что плескались в его глазах, и вот-вот готовы были перемахнуть через край, превращаясь в солёные слёзы. Она и сама не очень-то верила в успех операции. Вчера доктор Дуглас ей сказал, что шансов практически нет. И если самый лучший хирург больницы говорит ей это, то у Габриэллы не было оснований ему не доверять. Но ведь надежда умирает последней…

— Ты поправишься, — как можно уверенней произнесла она. — Ты ведь не бросишь меня одну. Значит, выбора у тебя нет. Придется поправляться. И побыстрее, дедушка. А то, когда я возвращаюсь с колледжа, дома меня ждет пустой холодильник. Я ужасно соскучилась по твоим сырникам, и запеканке с грибами. Ты скоро поправишься, я знаю, — Габи посмотрела дедушке прямо в глаза и задорно подмигнула. Если ты не можешь смотреть пациенту в глаза, и оптимистично лгать, значит, ты выбрал не ту профессию, учили в их колледже. Но врать куда сложнее, если пациент — это твой любимый дедушка.

Том поверил ей и искренне улыбнулся.

— Так и знал, что тебе что-то от меня надо. — Он слабо сжал её пальцы своими, иссохшими. — А твоя мать? Она не звонила?

Габи отрицательно покачала головой. Мать бросила её ещё ребёнком, сразу после смерти отца. Сейчас у мамы новая семья, муж, дети. И с Габриэллой она созванивалась в лучшем случае раз в год. Иногда реже.

— Ты должна связаться с ней, — настойчиво проговорил дедушка. — Так я буду спокоен. Зная, что ты не останешься одна, если что.

— Этого «если что» не произойдет. — Теперь Габи сказала это уверенно. — Я сделаю всё, что смогу, чтобы ты быстрее поправился. И летом мы поедем с тобой отдохнуть в Шотландию. Как и мечтали. Помнишь? Посмотрим места, где прошло твоё детство. Побродим по улочкам Эдинбурга.

Том грустно посмотрел на неё. В его угасшем взгляде не было видно надежды, там тлела печаль вперемешку с безысходностью. И пускало корни смирение со своей судьбой.

— Да, мы так и поступим, — слабо сказал он. — Но, ты всё же позвони матери, Элла.