Свет во тьме

Поэтому, возможно, я был трусом, но я просто не был готов открыть дверь и столкнуться с тысячью воспоминаний в пределах этих четырех стен. Вернуться назад в Дэвидсон было достаточно трудно. Каждая улица, каждый магазин, каждое глупое дерево несло с собой дюжину воспоминаний о человеке, которого я оставил позади. И это, правда, отстойно. Я на самом деле хотел уехать. Это было намного сложнее, чем я думал, это будет.

Я знал, это будет трудно. Было тяжело смотреть на горе Руби. Она едва ела, и я знал, она не спит. Я слышал, как она ходит наверху всю ночь. Казалось, прошла вечность, прежде чем она оделась утром.

Моя чрезмерно усердная тетя уменьшилась до человека, который полностью лишился жизни. И если она не смирилась со смертью Лисы, какой у меня есть шанс?

Я разговаривал с доктором Тоддом каждый день, как и обещал. Он не звучал особенно обеспокоенно, когда я упомянул, какой сложной оказалась эта поездка. Он просто позволил мне проверить мои навыки преодоления на практике. Хотя вчера он предложил звонить два раза в день, а не один. Он также рекомендовал мне поговорить с Джином - моим консультантом в центре по злоупотреблению запрещенными веществами.

Я еще не сделал этого. Я чувствовал, что избегаю этого. И сегодня я должен сосредоточиться на Руби и похоронах, и пройти через это, не сделав ничего глупого.

Потому что каждую ночь я лежал на диване, слушал звуки шагов Руби и хотел кричать. Я был так чертовски зол. Зол из-за Лисы, которая заснула за рулем. Зол из-за Руби, потому что она разваливалась на части. Зол на себя за то, что все это чувствую.

Я так сильно хотел порезать себя, что практически чувствовал это. Были времена, когда я обнаруживал себя на кухне, мои пальцы болели от того, чтобы дотянуться до ножа или ножниц. Заставлять себя покинуть комнату и уходить от того, что издевалось надо мной, становилось все труднее и труднее. Обычно я заканчивал тем, что вытаскивал свой дневник и часам писал в нем. Хорошо, может, это и не было бесполезное упражнение, потому что оно помогало (в чем я никогда не признаюсь вслух).

Но я был истощен и плохо себя чувствовал. Я должен был столько всего сделать сегодня. Через несколько часов мне надо добраться до церкви и убедиться, что все готово. Директор похоронного бюро будет заниматься большинством договоренностей, но я хотел удостовериться, что все было так, как и должно было быть. После церкви будет служба захоронения, которую будут сопровождать друзья и семья.

Я надрывал задницу, убираясь здесь. Поставщик еды приедет позже, чтобы привезти ее. Я спланировал все до малейшей детали. Занятость помогала мне. У меня была возможность отключить эмоции, которые, в противном случае, съели бы меня живьем. Сейчас я действовал на автопилоте и был счастлив это делать.

У меня будет время позже, чтобы справиться с собственным горем. Прямо сейчас я должен заботиться о Руби и пережить этот день.

Я поднялся, вращая головой, чтобы расслабить судорогу в шее. Диван может быть использован как форма пыток. Я случайно столкнул очки Лисы на пол с их места на кофейном столике.

Они все еще были здесь. Так же как и полупустая чашка кофе. На ободке уже начала расти плесень, но когда я попытался убрать ее, Руби сошла с ума. Так что я оставил ее в покое. Поднимая телефон, я проверил время.

Черт, уже одиннадцать тридцать. Я должен выдвигаться. Я открыл свой чемодан и вытащил серые штаны и черную рубашку на пуговицах. Повесил их на кухонную дверь и установил гладильную доску.

Я был занят глажкой, когда Руби, наконец, спустилась. Она была все еще в своем халатике; рыжие волосы казалось год не видели расчески. Темные круги под глазами, губы потрескались оттого, что она их грызла их.

— Доброе утро, — сказал я, наблюдая, как она открывает шкафчик и вытаскивает кружку. Она послала мне маленькую улыбку и начала перемалывать кофейные зерна. — Хочешь, чтобы я приготовил тебе завтрак? — спросил я, после того, как закончил гладить рубашку.

Руби покачала головой и ждала, пока сварится ее кофе. Тишина на кухне заставила меня нервничать. Я наблюдал, как моя тетя, казалось, едва функционирует, и больше не мог с этим мириться.

Я покинул ее, уставившуюся на кофейник, и вышел на задний двор. Воздух был холодный и начало моросить. Я втянул воздух в легкие и задержал его, пока мою грудь не начало жечь от потребности в дыхании.

Медленно выпуская воздух, я пожалел, что не развил вкус к никотину, потому что мне надо было что-то делать со своими дрожащими руками. Я не могу этого сделать. Черт, просто не могу. Я знал, я не мог быть нигде, кроме этого места, но в данный момент, оно казалось чистилищем.

Боже, я желал вернуться обратно во Флориду. Я вытащил телефон и набрал прямой рабочий номер доктора Тодда. Я все звонил и звонил. На одиннадцатом гудке я повесил трубку. Была суббота, конечно, его нет в офисе. Где-то в чемодане у меня был его личный номер, но у меня не было энергии искать его. Думаю, я мог бы позвонить по главному номеру и поговорить с другим членом персонала, но мне было не очень удобно.