Сложно объяснить причины столь своеобразного поступка нашего героя. Откровенно сказать, особых причин для него и не было. Пятнадцатилетние люди почти не чувствуют боли. Они могут вырезать ножичком на руке имя нелюбимой девушки. Они могут засунуть противную грязную иглу шприца себе поглубже в вену. Они могут много чего.
Павел хотел одного — прийти в чувство. И кто-то невидимый, кто-то, кто был всегда рядом, ему помог. Пятнадцатилетний человек увидел проход там, где его никогда не было — в телевизоре.
Все мы знаем, что телевизор — это окно в мир. А если этот телевизор — папин подарок, да ещё с жидкокристаллическим экраном, да ещё двадцати девяти дюймов по диагонали… Одним словом, телевизор вдруг ни с того ни с сего включился.
Голова у Павла всё ещё кружилась, и он думал, что видит на экране галлюцинацию. Но это была не галлюцинация, это был кто-то, очень похожий на него. Только у Павла тело было непрозрачное и не светилось, а у человека на экране — немного прозрачное и капельку светящееся.
— Привет! — сказало существо на экране, и Павел понял, что оно видит его.
— Ну и что ты уставился? — поздоровался с ним Павел.
— Я — твоя душа, — сказало существо. — Хочешь узнать меня поближе?
— Допустим, — с сомнением ответил Павел. Он был воспитанным человеком (хотя тщательно скрывал это) и считал, что разговаривать с галлюцинацией неприлично.
— Тогда дай мне свою правую руку! — сказала галлюцинация.
Любопытство победило воспитанность, и Павел осторожно протянул правую руку к экрану. Он думал, что рука упрётся в экран, и галлюцинация сразу исчезнет, но в следующее мгновение ощутил кистью что-то тёплое, даже горячее. Это была рука его души. «Ну и тёплая у меня душа, даже горячая! — подумал Павел. — Температура тела — градусов сорок пять!»
— Не бойся! — сказала душа. — Залезай в телевизор!
В следующую секунду пятнадцатилетний человек через окно в другой мир попал в какую-то неизведанную страну.
— Как мне тебя называть? И что это за страна? — спросил он свою материализовавшуюся душу.
— Называй меня Левап, — сказала душа. — Ведь я есть ты, только с другого конца. Мы с тобой — в Стране Духа.
Они спускались по каменной лестнице с зелёного холма. Всё здесь — и трава, и деревья, и птицы, и даже сама земля — было немного прозрачным и чуть-чуть светящимся. Вскоре показались дома, и они очутились в центре какого-то города, напротив ратуши. Они сели на лавочку и стали наблюдать за прохожими.
— Это придворные короля Му, — сказал Левап. — Они ждут, когда пробьёт восемь часов. Тогда у них начнётся рабочий день, и они ринутся внутрь. — И он указал на широкие дубовые двери ратуши.
Огромные часы с фигурными стрелками наверху здания и правда скоро начали бить. Но их бой почему-то был точь-в-точь похож на звон Пашиного будильника и так же внезапно прервался. Левап вскочил.
— Пора на работу! — закричал он и побежал куда-то. Павел едва за ним поспевал.
Вскоре они пришли к мрачному подвалу, из которого несло сыростью и плесенью, и Левап первым полез внутрь.
— Здесь работают простые души, вроде меня, — объяснял он Павлу, пока толстый надзиратель засовывал ему в вену шприц.
— Это кто такой? — спросил надзиратель, указывая на Павла.
— Это мой хозяин, господин Себ! — сказал Левап.
— Тогда ему двойную дозу! — зарычал надзиратель и схватил Павла за руку.
— Что он нам колет? — зашептал молодой человек, морщась от боли.
— Допинг. Кофеин, — объяснил Левап. — Сейчас ещё жрать заставят.
И точно, их накормили до отвала какой-то отвратительной пищей. Впрочем, пища была самая обычная: чипсы, шоколадные батончики, орешки, творожные сырки, конфеты. Но у Паши сразу же заболел живот и появилась неприятная отрыжка.
— Теперь — читать! — сказал Левап.
Мрачный, тускло освещённый зал был доверху забит журналами для тинейджеров. Попадались там и «Плейбои», которые были немного поприличнее.
Когда у Павла уже порядком заболела голова и повсюду стали мерещиться голые женщины, их повели слушать музыку. Кругом была куча надзирателей, и увильнуть от работы не было никакой возможности. Их оглушили дикие вопли, несущиеся из огромных динамиков. Причём из каждого динамика звучала своя собственная запись, и в этой какофонии ничего невозможно было разобрать.
Потом их заставили играть в компьютерные игры и просматривать всякую похабщину в Интернете.
— Что поделаешь, работа такая! — вздохнул Левап. — Мне бы на солнышко, по травке побегать, в церковь зайти. А приходится целый день…
В этот момент музыка стихла, и несколько сотен душ были выгнаны на улицу, на грязный двор.
— Едет сам министр Херг, — зашептались в толпе.