Свет земной любви. История жизни Матери Марии – Елизаветы Кузьминой-Караваевой

В любые кандалы пусть закуют,

Лишь был бы лик Твой ясен и раскован.

И Соловки приму я, как приют,

В котором Ангелы всегда поют, —

Мне каждый край Тобою обетован.

Чтоб только в человеческих руках

Твоя любовь живая не черствела,

Чтоб Твой огонь не вызвал рабий страх,

Чтоб в наших нищих и слепых сердцах

Всегда пылающая кровь горела.

Вторая мировая война, начавшаяся в 1939 году нападением Германии на Польшу, в 1940-м докатилась и до Франции.

События развивались быстрее, чем все ожидали: 14 июня 1940 года началась оккупация Парижа немецко-фашистскими войсками. Так русская монахиня оказалась в городе, занятом нацистами.

Незадолго до оккупации Американский еврейский рабочий комитет подготовил список лиц, которым, по мнению комитета, необходимы визы для выезда в США. В список этот, в том числе, попали Георгий Федотов, Николай Бердяев и мать Мария. Все, кроме Федотова, остались во Франции…

Остался здесь и митрополит Евлогий, хотя ближайшее окружение и уговаривало его уехать; даже автомобиль стоял перед его домом, чтобы быстрее двинуться в путь. Владыка вспоминал войну 1914 года, когда он, архиепископ Волынский и священно-архимандрит Почаевской лавры, видя наступление немцев, благословил некоторых монахов на отъезд. Остаться, когда тебе грозит опасность, – уже подвиг, рассуждал владыка, а приказать совершить его невозможно… Вот и на этот раз митрополит старался не мешать священникам, которые уезжали при приближении нацистов. Но с особенным теплым чувством относился он к тем, кто мужественно остался на своем месте. И, конечно, поддерживал их собственным самоотверженным бесстрашием.

Мучимый болезнями, пришедшими с возрастом, и нарастающей глухотой, он терпеливо объяснял людям:

– И сам остался, и распоряжение священникам дал – приходов не покидать. Нельзя храмов бросать и прихожан, которым деваться некуда… За мной приезжал граф Коковцов, увезти меня хотел. Но как паству покидать? Как всех вас оставить?

Риск в таком поведении, несомненно, был: митрополит не скрывал своих патриотических настроений относительно России. К нему не раз подсылались провокаторы всех мастей. Его беспокоили и французские власти, и немцы (похоже, что за владыкой следило гестапо), но судьба его хранила.

Могла ли поступить иначе и матушка Мария, имея перед своими глазами столь героический пример? Когда немецкие войска находились еще на подступах к Парижу, ее уговаривали уехать хотя бы в провинцию. Монахиня только пожимала плечами:

– А зачем? Что мне здесь угрожает? Ну, в крайнем случае немцы посадят меня в концентрационный лагерь. Так ведь и в лагере люди живут…

И добавляла, имея в виду тех, кто нашел приют на рю Лурмель:

– Если немцы возьмут Париж, я останусь со своими несчастными. Куда мне их девать?

И она осталась…