…1 апреля в Пасхальное воскресенье вышел приказ всем француженкам 2-го выйти на лагер-штрассе, чтобы быть освобожденными. Никто ничего толком не знал, но достоверно было то, что из «Юнгер Лагеря» 2-го прибыли француженки. Явилась надежда иметь новость о матери Марии. Действительно, 3 или 4 апреля мне удалось переговорить с тремя – четырьмя женщинами нашего 19.000 транспорта и другими, знающими и симпатизирующими матери Марии, и вот что мне рассказали.
Мать Мария уже не ходила, а ползала. Между тем проверку там делал С.С., и все знали, что если он заметит кого сидящей, то тотчас же забраковывал, т. е. куда-то усылал. Мать Мария сидела и с усилием вставала, только когда С.С. проходил. 30 марта, в Страстную пятницу, она больше не могла встать.
Он взял ее номер и номера других столь же немощных. После проверки всем было приказано выйти наружу и не брать вещей. Матери Марии было приказано оставить свои очки. Когда она запротестовала, что без очков ничего не видит, их с нее сорвали. Пришел грузовик, и их всех увезли.
В середине апреля блоковая нашего транспорта и Кристина позвали меня и сказали, что видели лист газированных 31 марта и там было имя матери Марии.
Слово-то какое – «газированных»! То есть умерщвленных с помощью газовой камеры…
Мать Мария погибла на Страстной неделе в Великую пятницу, 31 марта 1945 года.
Несмотря на вроде бы достоверный рассказ И. Н. Вебстер, существует несколько версий того, как все-таки русская монахиня попала в группу на уничтожение. Одна из них следующая. Мать Мария, понимая, что не сможет долго прожить и ее состояние все равно приведет к смерти в газовой камере, решила занять место одной из женщин, отобранных для уничтожения (иногда встречается следующее уточнение: девушка была еврейкой).
Евгений Богат подтверждает:…когда освобождение было уже близко, мать Мария пошла в газовую камеру вместо отобранной фашистами советской девушки. Она обменялась с ней курткой и номером, немногословно объяснив:
– Я уже стара, а у тебя вся жизнь…
Может быть, мы имеем дело с легендой. Но человек, заслуживший такую
легенду, бесспорно легендарен…С этим трудно не согласиться.
Несколько месяцев отдал Е. Богат поискам бывших узниц Равенсбрюка. В душе писателя теплилась надежда: найти девушку, спасенную русской монахиней. Но все поиски оказались напрасными…
По поводу легенды о героической смерти друг поэтессы и соратник по антифашистской борьбе И. Кривошеин писал:
Все, кто знал Елизавету Юрьевну… принимают эту версию о ее гибели как наиболее вероятную. Ее последний подвиг – естественное завершение жизни этой замечательной русской женщины.
Другой из товарищей матери Марии, философ Н. Бердяев, признавался:
У меня было впечатление, что она стремилась к жертве и страданию, она хотела умереть за русский народ.