Свет земной любви. История жизни Матери Марии – Елизаветы Кузьминой-Караваевой

Это не пустые слова: среди проблем, волновавших художественную интеллигенцию того времени, самым важным, животрепещущим был вопрос о русской революции. В понимании Кузьминой-Караваевой революционер – человек особенный, бесстрашный борец со злом, герой, готовый ради революции пожертвовать даже жизнью. Но именно таких людей Лиза не находила тогда в своем окружении! Не случайно ведь постоянные беседы о революции в «Башне» стали казаться ей пустыми, совершенно не подкрепленными никакими делами и поступками.

...

И странно – вот все были за революцию, говорили самые ответственные слова. А мне еще больше, чем перед тем, обидно за НЕЕ. Ведь никто, никто за нее не умрет. Мало того, если узнают о том, что за нее умирают, постараются и это расценить, одобрят или не одобрят, поймут в высшем смысле, прокричат всю ночь – до утренней яичницы. И совсем не поймут, что умирать за революцию – это значит чувствовать настоящую веревку на шее. Вот таким же серым и сонным утром навсегда уйти, физически, реально принять смерть. И жалко революционеров, потому что они умирают, а мы можем только умно и возвышенно говорить об их смерти.

Все острее чувствуя разрыв между интеллигенцией и народом, видя в этом трагедию России, молодая женщина все явственнее ощущала неполноценность своей жизни. Душа ее попала, по собственному выражению, в капкан «безответственных слов». Вот стихи из книги «Руфь»:

Завороженные годами

Ненужных слов, ненужных дел,

Мы шли незримыми следами;

Никто из бывших между нами

Взглянуть на знаки не хотел.

Быть может, и теперь – все то же,

И мы опять идем в бреду;

Но только знаки стали строже,

И тайный трепет сердце гложет,

Пророчит явь, несет беду.

Гораздо ближе и понятнее был для Лизы мир ее тетушек по отцовской линии. Она и прежде, еще в гимназические годы, любила приходить к ним, навещая свою кузину Таню Чистович, ставшую социал-демократкой (судя по всему, именно с ней Лиза оказалась в начале 1908 года на литературном вечере в Измайловском училище, где впервые увидела Александра Блока). Тетушка Екатерина Дмитриевна занималась благотворительной деятельностью, ее имя часто встречалось в отчетах общества «Детская помощь» и «Комитета защиты детей от жестокого обращения». От этого комитета Е. Д. Чистович была даже делегирована на Первый съезд русских деятелей по общественному и частному призрению, который проходил в Петербурге 8 – 13 марта 1910 года.

Другая тетушка, Елизавета Дмитриевна Цейдлер, занимала в обществе «Детская помощь» должность секретаря. Общество открывало столовые для нуждающихся детей, а при них – рукодельные и сапожные классы, начальные школы грамотности, детские сады, приюты… И Лиза, посещая своих родственниц, наверняка присматривалась к их работе, извлекая необходимые уроки. Как же они пригодятся ей в будущей жизни!

С удовольствием бывая у тетушек, Лиза сразу же попадала в деловую атмосферу. В этих домах некогда было вести пустопорожние беседы. Время уходило совсем на другое: обсуждения, где и как достать необходимые средства, как организовать школу, пристроить ребенка, накормить голодных. Семьи Чистовичей и Цейдлеров не в одном поколении активно работали на ниве благотворительности. Известный архитектор В. П. Цейдлер, муж Елизаветы Дмитриевны, за свою бескорыстную помощь Человеколюбивому обществу был награжден почетным знаком, на котором был выбит девиз: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Конечно, эти люди с их христианским служением нуждающимся являлись для Лизы положительным примером, она гордилась ими.

Кстати, дядя Лизы, В. П. Цейдлер, стал ее первым учителем акварели. Он показал ей технику акварели, которая, как известно, достаточно трудна. Вообще же дядя как архитектор был известен своими многочисленными постройками в Петербурге и Нижнем Новгороде. По его проекту в имении Джемете под Анапой был построен родовой дом Пиленко, а в самой Анапе – каменная церковь. Он же являлся автором бюста Д. В. Пиленко, деда Лизы. Этот бюст, установленный в саду в Джемете, куда-то бесследно исчез после революции.