Свет жизни

Стало тихо и темно во всей деревне. Через окно были видны две звезды, еле светившие от своей слабости, и по временам они припотухали вовсе, а потом опять светились, неясно, как во сне. В дальних полях изредка покрикивали поздние перепела -- один голос спрашивал, а другой отвечал. И опять было молчание, и через приоткрытую дверь в сени прохладно пахло со двора свежей травой, напитавшейся росой.

-- Спать пора! -- сказал Аким и повернулся на правый бок.

-- Спи, -- ответила ему больная хозяйка с кровати. -- Я костыль тут один поставлю, около твоей головы. Когда я буду холодеть, я им постучу об пол, ты проснешься и попрощаешься со мной. А сейчас спи.

-- Ладно, -- произнес Аким и уснул.

Он проснулся в страшной тьме, даже две слабые звезды ушли на небе за окном, там теперь ничего не было -- пустая тьма, и перепела умолкли в дальней ржи. Акиму снова захотелось спать, но он боялся теперь закрыть глаза, чтобы кто-нибудь не подполз к нему невидимо во мраке или не показался снаружи в окне.

-- Аким, -- тихо сказала больная женщина. -- Это я тебе костылем стучала. Встань ко мне, засвети огонь. Мне худо, я стыну вся.

Услышав голос хозяйки избы, Аким перестал бояться тьмы и ночи; он потянулся в теплоте сна, закрыл глаза и, серчая, что не может тотчас встать, решил лишь подремать чуть-чуть и сразу подняться: хромая старуха не успеет остыть, она привыкла хворать, сама говорила. Стараясь вспомнить, что нужно проснуться, Аким уперся рукою в подстилку и, забыв сам себя, положил голову обратно на подушку.

Но сквозь сон Аким услышал стук, который все приближался, точно издали, еле слышно, кто-то шел к нему или просился в его сердце, а он не мог подняться навстречу ему и ответить.

Костыль стучал по полу около уха Акима, больная женщина шепотом звала мальчика, но Аким бормотал в детском сне и не мог пробудиться. Женщина застучала костылем сильнее. Аким открыл глаза и вспомнил больную. Костыль перестал стучать, он покойно стоял нижним концом около самой головы Акима. Теперь было тихо; Аким прислушался -- хозяйка редко и тягостно дышала, но больше не звала его. "Уснула, -- решил Аким, -- пусть спит, к утру ей полегчает". Он осторожно взял костыль и спрятал его под кровать, чтобы хромой хозяйке нечем было стучать и чтоб она спала, и Аким опять уснул.

У женщины, лежавшей на кровати, замирало сердце от старой слабости; она старалась глубже дышать и уснуть поскорее, но руки у нее холодели и теряли силу, она боялась, что не поднимет ими костыля, не успеет разбудить Акима и умрет одна, ни с кем не попрощавшись. И она снова позвала Акима еле шепчущим ртом, а затем протянула руку, чтобы постучать костылем, но костыля не было. "Он упал на пол, -- подумала больная, -- подняться за ним я сейчас не могу, мне и пошевелиться мочи нету; я подожду умирать до утра, буду дышать и проживу, пока не проснется Аким, нечем его разбудить".

Она прожила до утра. Аким выспался и проснулся.

-- Ты жива? -- спросил он хозяйку.

-- Жива еще, -- ответила женщина с кровати. -- Мне легче будто стало и в сон тянет, я всю ночь не спала... Укрой мне ноги потеплее, достань мою шушунку из сундука. Обед сам себе сготовь -- крупа в кадушке в сенцах стоит, сала себе отрежь...

-- Сготовлю, -- согласился Аким. -- Опять жить будешь, только отоспишься?

-- Как отдохну, так опять поживу, -- пообещала больная хозяйка.

-- Живи, -- сказал Аким. -- А я пообедаю и дальше пойду -- на шахты.

-- Ступай, -- тихо произнесла хромая женщина. -- С шахты назад ворочаться будешь, заходи опять гостить ко мне.

Аким укрыл ноги хозяйки шушункой поверх одеяла, подбил ей подушку и ответил:

-- Зайду... Я нескоро ворочусь, а к тебе все одно приду. Тогда я заработок домой понесу и тебе гостинцев куплю иль обновку какую.

-- Шаль мне купи, хоть полушалок, чтоб я не стыла, -- попросила старая женщина.

-- Из шерсти, -- сказал Аким, -- я знаю. У моей матери была шаль, отец ее продал и пшена купил.

После обеда Аким взял себе кусок хлеба побольше и пошел на большак за деревню. Отец ему говорил когда-то, что по этой большой дороге все люди на шахту идут, и дядя ушел...

Вернулся Аким обратно нескоро -- через пятьдесят пять лет. Из этих пятидесяти пяти лет отсутствия каждый день он хотел уйти домой, но ему нельзя было: то нужда и работа, то свои дети, то тюрьма, то война, то прочая забота, -- так и прошла вся жизнь -- небольшое мгновенное время, как убедился Аким. Весь свой век он готовился к чему-то наилучшему и томился, но не мог опомниться, пока не стал стариком. И теперь, в старости, он опять стал одиноким и свободным, каким был в детстве. Дети его выросли и живут сами по себе, а жена умерла.

И тогда старый Аким пошел домой. Где был большак, откуда он тронулся на шахты, теперь проходила железная дорога. Но Аким не поехал по железной дороге, а шел по обочине ее пешком.