Светящееся пятно. Кольцо вечности

Доринда покрутила диск, вложила монетку в отверстие и стала ждать. Со стороны она представляла собой весьма приятную картину. Не так уж часто встречаются радостные лица — все больше усталые, нахмуренные, сердитые и раздраженные. А Доринда почти всегда была довольна. Она умудрялась улыбаться даже у зубного врача несмотря на то, что втайне трепетала перед таинственным сверлильным устройством, притаившимся в засаде у кресла. Она шла по жизни улыбаясь — иногда назло неприятностям, хотя чаще естественно и непринужденно, — и глаза ее при этом тоже смеялись.

Они блестели и отдавали золотом, особенно когда Доринда была довольна или расположена к собеседнику. Волосы у нее были золотисто-каштановые и очень густые. Джастин Лей однажды назвал их цвет ореховым. И снисходительно пояснил, что имеет в виду не сам орех, а отполированное ореховое дерево. Доринда, которой на тот момент было лет десять, отправилась в гостиную и долго стояла перед письменным столом, пытаясь понять — комплимент это или нет. Для сравнения она приложила косичку к поверхности. Да, цвет определенно тот. А если волосы тщательно расчесать, они тоже блестели, как полированная столешница. С тех пор она всегда тщательно расчесывалась. Однако ходить с косой ей все равно не нравилось, потому что у всех одноклассниц были короткие стрижки. Доринда как-то взяла ножницы тети Мэри и отстригла косу — со свойственной ей решительностью и не теряя хорошего настроения. Далее последовала бурная семейная сцена, в ходе которой Доринда сохраняла улыбку на лице и полное спокойствие в сердце — косу ведь обратно не приделаешь. Щеки у Доринды были румяные, с ямочками, губы яркие даже без помады, всегда готовые широко улыбнуться. Рост у нее был пять футов пять дюймов (в обуви), а фигура приятная — с формами, но без лишнего веса.

В трубке щелкнуло, и голос Джастина Лея произнес:

— Ал-лоу!

Он всегда отвечал на звонки в небрежно-аристократическом тоне.

— Слушай… — начала Доринда, начисто пренебрегая правилами хорошего тона.

— А поздороваться? — спросил Джастин.

— Привет. Так вот — меня взяли!

— Да? Неужели?..

Тон у Джастина был скучающий, однако Доринда ни за что бы не поверила, что кто-то действительно способен скучать, когда она сама воодушевлена и счастлива. Она начала торопливый и подробный рассказ.

— Я увидела объявление. Одна девушка мне показала во время обеденного перерыва. Ну то есть, ее обеденного перерыва, а не моего. Она-то работает в офисе.

— А ты разве не обедаешь?

— Обычно обедаю, а сегодня не успела, потому что увидела объявление и сразу побежала по указанному адресу — в отель «Кларидж». Там уже сидели шесть претенденток, и они мне не очень-то обрадовались, понятное дело. И я подумала: если тут с утра очередь, у меня шансов нет. Я заходила последняя, и миссис Окли сказала, что у нее уже голова кружится от собеседований. Передо мной была рыженькая девушка, и она, когда вышла в коридор, заявила громким шепотом, чтобы все слышали:

— Ад кромешный! Я не стала бы на нее работать даже за тысячу в год!

И ногой топнула. Потом усмехнулась и добавила:

— Впрочем, за тысячу, наверное, стала бы. Только вскоре перерезала бы ей горло. Ей, себе и всем, кто попадется под руку.

В голосе Джастина промелькнули нотки заинтересованности, ему не свойственные:

— Незнакомка посвящает тебя в убийственные замыслы прямо в коридоре… Интересно! И почему со мной такого не случается? Что же ты ответила?

— Я спросила: «Почему?»

— До чего логично!

— А она ответила: «Сами увидите. На такое соглашаются только на грани нищеты». А я сказала: «Как раз мой случай».

— Неужели?

— Ну практически, — неунывающим голосом ответила Доринда.

— Ты поэтому не обедаешь?

Она рассмеялась.

— Теперь уже не важно, потому что меня взяли! Когда я зашла, миссис Окли лежала на диване, шторы были почти полностью задернуты — оставлена только узкая щель. Полоска света падала на стул, куда полагалось сесть, чтобы тебя получше рассмотрели. Словно выходишь на сцену, только без грима и костюма…

— Продолжай!

— Поначалу я совсем ничего не видела, слышала только голос — весьма раздраженный. Потом глаза привыкли, и я ее рассмотрела: волосы густые, светлые, очень ухоженные, видно, она следит, чтобы не поседели. Лет около сорока. А ведет себя, как избалованная девочка — знаешь, бывают такие люди… Пеньюар божественно красивый, нежно-розовый, и золотистый пузырек нюхательной соли — как в кино!

— Кто она?

— Миссис Окли. Ее мужа зовут Мартин, он финансист. У них пятилетний сынишка и горы денег. Сын тоже Мартин, однако они называют его Марти — жуткое имечко для ребенка, правда?

— Правда. Продолжай!

Доринда продолжила: