Светила

Стейнз, как обнаружил Девлин, был мягкосердечным, доверчивым пареньком, солнечно-улыбчивым и исполненным наивной симпатии к недостаткам и слабостям окружающего мира. О своем долгом отсутствии он почти не рассказывал: твердил лишь, что ему сильно нездоровилось и что он очень рад вернуться. Когда же Девлин осторожно полюбопытствовал, помнит ли Эмери встречу с Уолтером Мади на борту «Доброго пути», тот лишь нахмурился и покачал головой. Его воспоминания об этом периоде были крайне обрывочны и составлены, насколько мог судить Девлин, из похожих на сон впечатлений, ощущений и проблесков света. Он напрочь позабыл, как оказался на борту судна, и кораблекрушение тоже не запечатлелось в его мозгу, хотя он вроде бы сознавал, как его вынесло волною на берег и как он выкашливал соленую воду, крепко обнимая обеими руками бочонок с солониной. Сознавал, как добрался до хижины Кросби Уэллса, как миновал группу старателей, рассевшихся вокруг костра; помнил густые заросли и текучую воду; помнил сгнивший корпус брошенного каноэ, и ущелье с отвесными склонами, и красный глаз пастушка-уэка[74]; он помнил, как каждую ночь ему снились расклады Таро, и подбитые золотом корсеты, и целое состояние в мешке из-под муки, спрятанное под кроватью.

– Все как в тумане, – объяснял юноша. – Должно быть, я вышел в ночь и сам не знаю, как заплутал в буше… а потом не сыскал дороги обратно. Какой же молодчина старина Те Рау, что меня нашел!

– Однако ж очень жаль, что он не нашел вас раньше, – осторожно подбирая слова, проговорил Девлин. – Если бы вы вернулись всего-то на три дня раньше, ваши участки не конфисковали бы. Вы потеряли все свое имущество, мистер Стейнз.

Стейнза, похоже, это нимало не заботило.

– Да золотишка всегда можно еще промыслить, – отмахнулся он. – Деньги – это ж только деньги, а остаться без гроша в кармане иногда даже полезно. Как бы то ни было, у меня запас на черный день припрятан – там, в долине Арахуры. Тысячи и тысячи фунтов. Как только поправлюсь, так сразу пойду и откопаю.

Понятное дело, для того, чтобы все расставить по своим местам, времени потребовалось немало.

На третьей неделе апреля в «Уэст-Кост таймс» было опубликовано расписание малых сессий суда.

Мистеру Эмери Стейнзу предъявлены следующие обвинения: во-первых, фальсификация ежеквартального отчета за январь 1866 года; во-вторых, хищение золота, на законном основании депонированного мистером Джоном Лун Цю как прибыль с золотого рудника «Аврора» и с тех пор обнаруженного во владении покойного мистера Кросби Уэллса из долины Арахуры; в-третьих, невыполнение обязанностей по отношению к участкам, рудникам и прочим находящимся в его ведении объектам, учитывая, что отсутствовал он свыше восьми недель. Слушание дела назначено на четверг 27 апреля в местном магистратском суде, на час дня, перед лицом достопочтенного господина судьи Кемпа.

Девлин, прочитав этот пассаж за утренним кофе в субботу, тотчас же кинулся в «Корону».

– Да, я это видел, – сообщил Мади, завтракавший копченой селедкой с гренками.

– Вы не можете не понимать всю серьезность выдвинутых обвинений.

– Разумеется. Надеюсь, как, вероятно, и многие другие, что слушание не займет много времени. – Мади налил гостю кофе, откинулся назад и вежливо подождал, пока Девлин не сочтет нужным сообщить об истинной причине своего прихода.

Капеллан положил руку на стол ладонью вверх.

– У вас юридическое образование, мистер Мади, – промолвил он, – и, насколько я успел понять ваш характер, вы наделены врожденным чувством справедливости: иначе говоря, вы не пристрастны ни к тем, ни к другим. Вы изучили обстоятельства этого дела лучше любого адвоката – я имею в виду, со всех сторон.

Мади нахмурился:

– Да, действительно. То есть я отлично знаю, что золото, обнаруженное в хижине мистера Уэллса, никогда не было добыто на прииске «Аврора», если уж на то пошло. Оно не принадлежит мистеру Стейнзу, как ни крути. Вы ведь не просите меня выступить в суде, ваше преподобие.

– Именно об этом я и прошу, – настаивал Девлин. – Адвокатов в Хокитике раз-два и обчелся, а вы – поумнее многих.

Мади ушам своим не верил.

– Это же гражданский суд, – промолвил он. – И вы воображаете, что я торжественно обнародую всю эту историю, втянув в нее всех вас до единого, не говоря уже о Лодербеке, и Шепарде, и Карвере, и Лидии Уэллс?

– Теперь ее следует называть Лидией Карвер.