Светило малое для освещенья ночи

А, догадалась Лушка, зам уже не зам, а как бы главный, а мне посему от всех доверенность. Угождают новому начальству, всего и делов.

— Ну же, Лушенька, — просила-поощряла дама, — мы же все очень ждем.

— Ждем, ждем, — закивали прочие.

— Сегодня на завтрак дали такую размазню, будто ее вчера пережевали на верхнем этаже, — произнесла Лушка и понадеялась: может, председательское место незаметно сомкнется?

Но ждущие лица закивали еще оживленнее и обрадовались, что по этому поводу могут выразить и свое мнение, но дама никому не уступила, торопливо поддержав светский разговор:

— Вы правы, милочка, последнее время просто безобразие. Без Олега Олеговича просто страх что такое… — И спохватилась: — Пока наш милый Сергей Константинович войдет во все дела…

У Лушки зачесались пятки. Ну, просто без удержу. Хоть хватай по-собачьи и откусывай.

— И ножниц не дают, — пожаловалась Лушке безымянная женщина. — А у меня ногти. За три дня отрастают на полсантиметра.

Собравшаяся бежать Лушка остановилась перед проблемой и посоветовала:

— А вы зубами. Раз-раз — и весь маникюр.

Но у безымянной осветились надеждой глаза, и она спросила:

— Лушенька, а вы не смогли бы сделать так, чтобы ногти совсем не росли?

— Я? — изумилась Лушка. — И чтобы совсем?..

— Помилуйте, Зося Петровна, какое дело Лушенькиным талантам до наших ногтей? — Пухлый подбородок дамы натянулся в неодобрении. — Значительно продуктивнее что-нибудь общее.

И дама посмотрела на Лушку так, будто призывала к выполнению для всех непонятного долга, и Лушка опять не смогла уйти, потому что и в самом деле ощутила себя обязанной — и даме, и Зосе Петровне с ногтями, и всем остальным, но под этим чувством ширилось и другое, протестующее, и что это за протест — было не сообразить, может, какая-нибудь Лушкина лень, а может, Лушка жмотничает для себя, а это надо выкорчевать, жмотам ничего не дается — как пришло, так и уйдет…

— Уж пожалуйста, милочка, — продолжала что-то свое дама. — Мы, конечно, люди темные, материалистические, но можно что-нибудь и про Бога.

— Про Бога? — изумилась Лушка. — Что-нибудь про Бога — это никак…

— Для божественного есть священники, — сказала Зося Петровна, и Лушка благодарно ей улыбнулась.

— Ну, тогда про какие-нибудь чудеса, — снизила запрос дама.

— Да это не чудеса, — проговорила Лушка неизвестно о чем, но вполне убежденно. — Это человек.

— Человек? — разочаровалась дама. — Про человека мы все знаем сами.

— Вот и хорошо, — сказала Лушка, чувствуя, что невидимые щупальца обмякли и готовы ее выпустить. — Вы на самом деле знаете, только не всегда.

— Почему же не всегда? — не согласилась дама на малое. — Вы, милочка, перед нами не возноситесь, мы тоже книжки читали и высшее образование имеем.

— Попы тоже с образованием, — возникла Зося Петровна, — у них академия.

— Да что вы со своими попами, моя милая, — раздражилась дама. — Я вообще некрещеная.

Присутствовавшие за столом посмотрели на даму осуждающе, и дама забеспокоилась:

— Мои родители были полными атеистами и жили вполне прилично.