Светит незнакомая звезда

Костлявых букв бунтующая плоть
издревле жизнь людей преображала.
В каких бессмертных фразах бушевала
костлявых букв воинственная плоть!

Какая глина и какой раствор

из грозных букв гекзаметры лепили,
провозглашали славу и позор
и сумрачные души бередили!

Рождалась совесть, низвергались троны,

протягивался ближнему ломоть…
Взрывалась над землей, подобно грому,
костлявых букв таинственная плоть.

И обретали славу города

от летописцев. Это означало
бессмертье букв. Их кость была тверда
и в горле у неправды застревала.

Из гласных, из согласных, из литых

слова слагались, что покрепче стали.
Они стояли в книгах насмерть. Их
костьми держались гордые скрижали.

…Когда и мы кирпичики кладем

и ставим в строй словечки по ранжиру,
быть может, мы натуру предаем,
магнитофоном заменяем лиру.

Мы можем острой рифмою сверкнуть

и щегольнуть концовочкой небрежной,
не обнажая – прикрывая суть
цветастой современною одеждой.

Не лен, а так… синтетика, лавсан.

Пишу, чтоб никого не задевало.
Но чую: приукрашенным словам
растет сопротивленье матерьяла.

Новые мизансцены

Снова модерн на подмостках.
Всюду – сюрпризы тебе:
в космос уносится Тска,
Астров – агент КГБ.

В джинсы одета Одетта,

Гамлет и вовсе раздет.
Улицы Горького нету,
площади Пушкина нет.

Имидж сменили заводы,

а имена – города.
Вот и летят самолеты
сами не знают – куда…

«Ах, искусство – не жизнь, не войдешь налегке…»

Памяти Б.Г. Добронравова

Ах, искусство – не жизнь, не войдешь налегке.
Мир волшебен контрастами света и тени.
Молодая богема сидит в кабаке,
а великий актер умирает на сцене.

Лишь великие

            сердце сжигали дотла,
воскрешая потомков царя Мономаха.