Светка – астральное тело

– Слушайте. Когда пришла Урания, Костас был уже в пещере. Он сказал: «Зачем ты пришла?..»

– Бросьте валять дурака, вы не на наивного напали, – сказал я, – откуда вы можете знать, что сказал Костас, когда они оба погибли.

– Я знаю, – упрямо и уверенно возразил он. – Снимайте все, что я расскажу. Это будет сенсация.

– Врете вы все.

– Я? Зачем мне врать? Теперь, когда прошло тридцать лет?

– Ясно зачем: хотите прославиться, примазаться к чужой славе, – он уже начинал раздражать меня.

– Чужой? – завопил вдруг старик.

– Конечно, чужой. Ведь если даже правда, что вы были другом Костаса, вы-то сами сидели тихонечко где-то далеко, когда он погиб. А теперь захотелось, чтобы Греция узнала новоявленного античного героя.

Тут со стариком произошло что-то неладное. Он заголосил, задергался, он подскочил ко мне – откуда только прыть взялась! – впился подагрическими пальцами в мою рубашку:

– Я – Костас! Я сам и есть Костас! Я живой Костас, Костас Кафениотис. Вы знаете фамилию Костаса? Нет? Кто-нибудь знает? Ка-фе-ни-отис. Фамилия Костаса – Кафениотис. Безымянный герой пещеры, Ромео XX века Костас Кафениотис!

Нет, он не врал, старик был просто сумасшедшим. Это надо было понять с самого начала. Я оторвал от рубашки его конвульсивную горсть:

– Ладно, вы Костас Кафениотис, живая плоть мертвого героя. Согласен. – Я сделал попытку уйти. («Как во всяком мифе, человек, действующий по его законам, не просто стремится к подражанию герою, он пытается отождествить себя с ним. Пока миф владеет народным сознанием, жизнь в нем способна к многократному повторению», – сказал учитель Евангелос Едипидас. Видимо, жажда отождествления владеет и героическим порывом, и манией безумия.)

Мгновенно унявшись, старик прямо посмотрел мне в глаза. В его взгляде не было безумия:

– Я действительно Костас. Но я никогда не был в ЭЛАС. Я, Костас Кафениотис, командир «охранного батальона». Вы знаете, что такое «охранный батальон»?

Конечно, я знал. «Охранные батальоны» были сформированы гитлеровцами для борьбы с ЭЛАС и ЭАМ (Национально-освободительный фронт) из самых реакционно настроенных греков и греческих квислинговцев. На протяжении всей оккупации «охранники» были карателями и верными подручными немцев.

– Врете! – повторил я, но уже не столь уверенно.

– Зачем? – усмехнулся старик, – теперь мне уже нечего бояться. Тридцать с лишним лет. Вам нужно сенсационное интервью для фильма? Я вам дам его. Меня заслали в пещеру, чтобы взорвать склад и иметь возможность перебить безоружных эласовцев. Я выполнил свой долг, я героически выполнил свой долг, я не примазываюсь к чужой славе.

Я мгновенно вспомнил рассказ Вангелиса о его раненом бойце, который якобы сообщил немцам, что система минирования отключена.

– А раненый боец был? – спросил я.

– Конечно был, – в пояснениях моей мысли Костас явно не нуждался. – Только про минирование из него ни черта не вытрясли. Вот меня и послали добыть схему у Вангелиса и разминировать пещеру, чтобы немцы ее легко взяли.

Он посмотрел на меня почти победно.

– Еще подробности желаете для интервью? Сколько угодно. Зачем все это понадобилось? Пожалуйста: некоторые немецкие части оказались отрезанными в горах, и им был только один путь к своим – через перевал, через расположение эласовских отрядов, засевших в этих чертовых горах. Вот и нужно было разоружить крестьянских вояк, оставить без боеприпасов, они же из своей каменной норки через лаз все таскали да таскали снарядики.

Еще подробности? Нет, у этого выродка уже не было нужды мне их излагать, я мог и сам восстановить события: и как после ухода от Вангелиса Костас с двумя бойцами был встречен немецкой группой, специально поджидавшей их, и как в перестрелке немцы, сберегая «охранника», убили тех двоих. Хорошо хоть, что эласовцы перед смертью подстрелили четырех фашистов… И как… Впрочем, противно было раздумывать над всем этим.

– Но вы же живы? – обалдело спросил я.

– Да, жив. Я ушел через задний лаз, как и было намечено.

– А Урания? – я уже начал брать интервью.

– Я взорвал ее. Вместе со складом. Хотя она ни при чем, она не была эласовкой и не служила в «охранных». Она просто любила меня и потащилась за мной. Но она могла проговориться, если бы мы ушли вместе живыми.

Он был совершенно спокоен, спокоен ясностью безумия.

– Так вас заслали немцы? (Хотя и так ясно – кто же еще?)

– Нет. Англичане. Вместе с немцами.

– Вы все-таки врете, – я поймал его. – В сорок третьем англичане воевали с Гитлером, и контактов, а тем более общих операций быть не могло.