И мы возвращаемся сюда, когда почти все с детской площадки разошлись. Славик скатывается первым. Это так забавно… Взрослый парень хохочет, как ребенок. Он встает на ноги и манит меня пальцем. Ложусь на склон и качусь, визжа от неожиданного восторга. Взбираемся на горку и скатываемся снова. Потом еще раз, и еще. Пока не устаем. У меня совершенно нет сил подняться, и Славик тоже лежит на спине, улыбается довольно. А потом, вдруг, переворачивается и нависает надо мной.
— Ты с ума сошел? Здесь полно людей… — оглядываюсь я, но он лишь закрывает мне рот поцелуем. Прикусывает нижнюю губу, ведет по ней языком… Это игра, которая нравится нам обоим, но я прихожу в себя, столкнув с себя парня. — Не делай больше так. Наши чувства — это только наше… Личное, не для всеобщего обозрения…
— Ладно, не кипятись, Светка-конфетка. Я больше не буду, — улыбается он, садится рядом и скрещивает руки в замок, опираясь локтями на колени. — Поужинаем?
— Где?
— Там, за водопадами, видел прикольную кафешку.
— Ну, пойдем, — говорю я, выбирая травинки из буйной шевелюры Славика. После ужина едем домой. Воскресенье проходит по-тюленьи. Мы смотрим телевизор, едим вкусняшки, и только под вечер я начинаю готовиться к рабочей неделе. А понедельник проходит в напряжении, потому что то тут, то там ловлю на себе странные взгляды. Становится неуютно, еще и педсовет после первой смены назначили… Пишу Славику, что задержусь, и вхожу в актовый зал в числе первых. Шепотки прекращаются с моим появлением. И лишь все те же взгляды заставляют меня напрячься.
Завуч и директор входят в зал.
— Светлана Григорьевна, попрошу вас выйти сюда.
Напрягаюсь еще больше, в горле застревает ком.
— В сети появилось компрометирующее видео. На нем вы ведете себя недостойно. Думаю все уже видели этот позор…
Щеки обдает жаром, и почему-то вспоминается наш отдых в горах и джакузи. Мог ли кто-то нас заснять?
— Вы, похоже, еще не в курсе… как интересно, — ядовито говорит Ивета Мироновна, и включает проектор, на котором наш недавний выходной. Вот мы со Славой катимся по горке, вот целуемся… Видео останавливается на моменте, где мы касаемся языками.
Мне воздуха не хватает. А по актовому залу противные шепотки. Я боюсь даже взгляд поднять, сцепила руки в замой за спиной и стою, рассматриваю свои балетки.
— Из всего перечисленного следует… — не слышу, что она говорит. Шум в ушах нарастает и начинает кружиться голова. Кажется, еще немного, и я упаду… Когда прихожу в себя, Ивета Мироновна уже заканчивает фразу: — Или уволиться по собственному. Без отработки, естественно. Такой позор…
— Надеюсь, наглядный пример станет всем уроком. Что ваша частная жизнь должна оставаться за стенами вашего дома. И никак не становиться достоянием общественности… Думаю, Светлану Григорьевну теперь не примут ни в одну школу нашего города, — строго говорит директор. — Все свободны. Светлана Григорьевна, ко мне в кабинет.
Директор больше ничего не говорит. Просто кладет передо мной листок с заявлением и просит заполнить. По собственному… Это, наверно, лучше, чем занесение выговора в личное дело… Какой позор, Света… И что папа скажет? А как теперь на улицу выходить?
Спешу забрать вещи из кабинета и выхожу на улицу, жадно глотая воздух. Как же все так сложилось И я расслабилась, окрыленная своими чувствами к Славику. Мальчишке, которому можно вести себя, как вздумается… а мне нельзя было… Нельзя! Было…
Прихожу домой разбитая и расстроенная. Прямо так, не переодеваясь, сворачиваюсь на диване калачиком. Меня знобит, и лежащий рядом плед приходится как раз кстати. Закутываюсь в теплую ткань, закрываю глаза. Как там говорится, сквозь землю хочется провалиться? Я теперь понимаю смысл этого выражения…
Не знаю, сколько я так лежу. Наверно, проваливаюсь в сон, потому что хлопок двери вырывает меня из забытия.
— Конфетка, ты где? Что не встречаешь? — Входит в гостиную Славик, бодрый и улыбчивый. — Свет? — видит меня, и улыбка сползает с лица. — Светик, ты чего? Заболела?
Хочу ему ответить, но голос пропал, и я лишь открываю рот.
— Малышка… конфетка, не пугай меня… — он садится рядом и прикладывает прохладную ладонь мне ко лбу. — Да ты горишь, у тебя жар… Сейчас…
Я снова закрываю глаза, проваливаюсь в неясный бред. Вроде Славик чем-то меня поит, потом появляется кто-то посторонний, трогает меня холодными руками. По телу проносится дрожь от этих прикосновений. Я не хочу, чтобы меня кто-то касался… не трогайте меня… Но голоса нет, и я снова проваливаюсь в тревожную дрему.
Когда снова прихожу в себя, в комнате темно. Из кухни доносятся тихие мужские голоса. С большим усилием встаю и иду по стеночке, не отпуская края пледа. Голова кружится, начинает подташнивать, но я дышу глубже, и тошнота отступает.
— Светик… — говорит папа, подхватывая меня под локти. — Ты как, маленькая?
— Нормально… — шепчу еле слышно. Слава топчется здесь же, наливает в кружку душистый чай. Во рту так пересохло, что я готова выпить ведро жидкости, но, оказывается, могу проглотить лишь пару маленьких глотков.