Светлая и Темный

Мерзкие лапы шарят по моему телу, ужас и паника накрывают с головой. Влажные губы скользят по щеке, а лапища тем временем задирает подол платья.

— Не бойся, Сафи. Я сделаю тебя своей и бить, как отец, не буду… если станешь послушной девочкой… — глумливый шепот и шорох стягиваемой мужской одежды.

Еще немного — и гибель мамочки будет напрасной. Только навсегда запавшие в память ее блеклые золотые, потухшие семь лет назад, глаза, в тот день, когда она лежала на полу в спальне отца, удерживают в сознании, заставляют думать, как остановить насильника и дают силу. Девичья рука уже не пытается отстраниться, а лезет в потайной карман. Всего пара мгновений — и кинжал леди Амалии как в масло плавно вошел в бок лорда Сатиса, будто соскучился по крови, жаждал с того момента, как познал вкус убийства, следом еще раз и еще, и снова, сопровождаемый страшным бульканьем и треском материи…

Мучительно длинные мгновения, во время которых стынет кровь в жилах, наконец, захват ослаб, и я чуть не упала на пол, но смогла устоять. А вот неудачливый жених и насильник — нет.

О, Триединый, как же, оказывается, легко можно избавиться от своих страхов…

Я перевела взгляд от скрючившегося тела Сатиса, валяющегося у стены на единственного надежного защитника — мамин кинжал. Он излучает тепло, согревает ладонь, как и кровь убитого, обагрившая ее. В трепещущем пламени свечи сталь неожиданно ярко блестит, торжествуя победу, усмиряя мое громко стучащее сердце, обещая заботу и безопасность. Пока оружие со мной…

* * *

Из очередного кошмара Сафиры я вырвалась, судорожно дыша и ошалело разглядывая свои руки, явственно ощущая момент убийства незнакомого человека. Даже в ушах стоял жуткий звук рвущейся ткани, разрезаемой плоти и предсмертный булькающий хрип Сатиса.

— Боженька, боженька, спаси и сохрани… это не я, не я… — чуть не плача зашептала я, рассматривая свои ладони, словно на них осталась кровь.

Инстинктивно вытерла руки о плащ, с таким ожесточением, впору кожу содрать заживо.

— Что случилось, Светлячок? — услышала я взволнованный глухой голос Сэбиана.

Судорожно вздохнув, резко повернулась и, уткнувшись ему в грудь, обняла. Его горячее тело помогло вернуться в реальность, согрело, притупило панику и ужас, стало моим якорем, не позволившим погрузиться в пучину чужой памяти, потеряться там.

Муж, обняв меня, поглаживал по спине, а я уткнулась носом ему в плечо и рывками дышала, приходя в себя, впитывая его запах.

Над ухом раздался настойчивый рык:

— Сафи, что случилось?

— Снова кошмары? — участливо прозвучал голос Ноэль.

— Какие кошмары? — продолжал настаивать муж.

Пришлось срочно пояснять:

— Я научилась закрываться от… — голос сорвался, — плохих воспоминаний. Но мне нужно было… — потерлась щекой о мягкий бархат его воротника, — я же толком ничего не знаю… не помню. А хозяйке замка необходимо столько знать, уметь… И пока еду у тебя на коленях, решила продолжать учиться их контролировать, чтобы полезное вспомнить. А увидела… даже запах крови до сих пор чувствую. И руки кажутся липкими от крови, и звуки, и…

— Не смей больше этого делать! — яростно прошипел Керо и с такой силой прижал к себе, что мне дышать тяжело стало.

Темный внутри начал расползаться угрожающей ледяной кляксой, словно стремясь захватить власть надо мной, спрятать от жестокости окружающего мира, завладеть душой и телом. И к этому холоду присоединилось чужое чувство страха. Именно этот страх вернул мне спокойствие.

Затрепыхавшись в слишком тесных объятиях, заставила Сэбиана ослабить хватку. Внешне он расслабился, но меня теперь не проведешь — темный еще пульсировал яростью, а страх старательно приглушил. Любопытно: чего так боится темный маг?

Я отлепилась от Керо, села вполоборота и вымученно улыбнулась Ноэль. За резким выбросом адреналина последовал неизбежный откат, пришлось мне привалиться к мужу и продолжать ехать в кольце его надежных сильных рук. Да и сам он не возражал.

Ноэль приотстала, и спустя несколько минут я спросила, заглядывая в глаза Сэбиану:

— Почему нельзя вспоминать?

Выражение его лица сделались жестоким, хищным, еще более «чужим». Черные волосы, собранные на макушке, мерно покачивались в такт движению, касаясь остроконечных ушей. Раскосые глаза сузились в угрожающие щелочки, разделенные зрачком — ниточкой пополам.

Сэбиан медленно поднял руку и погладил меня по щеке, показалось, лишний раз убедиться в чем‑то хотел. В глубине почти змеиных глаз мелькнуло не распознанное мной чувство, затем он скрипнул зубами и процедил:

— Ты — моя!

— Да вроде никто другой не претендует и не оспаривает… твое право… — пытливо заглядывая ему в глаза, попыталась шутить.

— Я сказал: ты моя! И ни каких блужданий по… ее памяти.

Несмело улыбнувшись, спросила:

— Боишься, снова вернется сумасшедшая жена?

— Наш обряд соединил души, Сафира. Ее вернуть невозможно, — ледяным тоном парировал он.

— Я чувствую твой страх, Сэбиан, — шепнула в ответ.

Муж уставился на меня потемневшими глазами и чуть ли не по слогам произнес с угрожающим видом:

— Я! Сказал! Больше! Не смей!