Светлая сторона Луны (трилогия)

Я остался в лесу. Да и сложно было мне в таком состоянии куда-то уйти. Каждый раз, исцеляя человека, я словно бы делился с ним собственными жизненными силами. Не зря учитель сказал мне: «Лекарь, исцели себя сам». Сейчас я не мог этого сделать. Сейчас я был полной развалиной. А в лесу спокойнее. Лежал, думал об учителе. Многие пастыри считали, что, пожелай я, давно бы занял место среди них, но Гаэлтан все не признавал моей готовности. Вот и открылся тот последний штрих, который я считал своим плюсом, а он на самом деле таковым не являлся. Не всегда самоотверженность хороша. В лекаре должно быть немного жестокости. Кто-то боится боли, к примеру, но, убрав ее, я потрачу силы, которые могли бы спасти жизнь другому человеку. Сейчас я уже с ходу мог назвать пяток человек в Новгороде, на кого я потратил неоправданно много сил. Этих крох хватило бы мне, чтобы встать на ноги за день. И тогда я смог бы вернуться к своим делам гораздо раньше.

Много чего передумал. На пятый день меня нашел Фульк. Ну да, действительно, кому же, как не ему? Искать людей он умел великолепно, к тому же мы были как братья. Он волновался за меня. До сих пор я питался ягодами, грибами и насекомыми. Мне этого вполне хватало. Сын Луи приволок целую тушу косули, споро развел костер, не слушая моих возражений, и вскоре на огне зашкварчало свежее мясо. Я смотрел в спину Фулька. Его плащ был такого же покроя, как и у тех, с вышитой каплей. Только черных головных платков они не носили, а полумаску сын Луи, как и я, спустил на шею. О разгромленном ските мы намеренно не говорили. Наверняка он уже знал гораздо больше меня. Я заметил свежий шрам у него на ладони.

— Откуда это? — спросил я.

Он рассмеялся:

— Сейчас Луна — такое место, где правильнее спрашивать, почему на тебе ни одного свежего шрама.

Сквозь смех слышалась горечь. Он то и дело щелкал дагой, чуть вынимая ее из ножен и вгоняя обратно. Я знал, это оружие — подарок Агия и выполнено как пара к шпаге его отца. Появилась какая-то злость на себя. Валяюсь тут бревном по своей же глупости. Сколько людей расстались с жизнью из-за того, что меня не было рядом!

— Говорил же ей, что скит должен охраняться! — с горечью воскликнул я. — Но ты же ее знаешь!

— Знаю. Ты зря винишь себя. Ты чуть не погиб, защищая ее.

— Этого мало. Ты не знаешь, но она добровольно ушла с ними, чтобы они не убили меня. Вместо того чтобы спасти, я сгубил ее.

— Это не имеет значения. — Фульк повернулся ко мне. — Вчера с Земли вернулся мой отец. Он ушел один, даже не позвав меня с собой, и мне не понравилось то, что я увидел в его глазах. Он либо вернется с ней, либо не вернется вообще. И хватит об этом.

Недалеко от моего пристанища из-под корней могучего дуба, расщепленного ударом молнии, протекал ручей. Мы с Фульком перебрались туда. Ясная погода расслабляла. Ни малейшего ветерка в кронах деревьев, тишь да благодать. А ведь совсем недалеко еще не остыло пепелище скита, и могильный холм, под которым покоились его обитатели, не успел порасти травой. Я сел на выпирающий из-под земли корень, опустил босые ноги в холодную прозрачную воду. Фульк устроился рядом, снял головной платок. Его волосы, бывшие в детстве темными, как у отца, сейчас посветлели, но вились так же, как у Луи. Сомнений в отцовстве последнего не оставалось, потому что лицом и телосложением они были схожи, как близнецы. Тот же гордый профиль, те же ярко-синие глаза, тот же нос с горбинкой и утонченные черты. Даже в движениях, жестах, повадке проглядывало родство. И одежду они предпочитали одинаковую: ботфорты с отворотами, черные штаны и камзол, какие были популярны на Земле веке в шестнадцатом. Этакие классические кабальеро времен расцвета Испании, из которой и происходил сей славный род. Даже оружие — тяжелая боевая шпага, имеющая мало общего с зубочистками-рапирами, и дага — было выковано по одному шаблону, хоть и разными мастерами. У обоих на шее болтается полумаска, к которой имеют такое странное пристрастие почти все, умеющие уходить в Тени. Только Луи носил широкополую щегольскую шляпу с пером, а его сын — головную косынку, больше приставшую какому-то пирату. Фульк Диэс дель Сентилья маркиз де Касталенде и Самдора. Много кто оспаривал этот титул — ведь мой друг был бастардом, — но никто не отрицал его прав в лицо. Вспыльчивость Касталенде хорошо известна, а шпагой Фульк владел превосходно. Впрочем, в отличие от отца, он редко представлялся полным именем, словно бы стесняясь его, как и той истории, благодаря которой появился на свет.

— Ты про шрам спрашивал, — задумчиво произнес Фульк. — Понимаешь, мы с плутонцами столкнулись.

— И не в первый раз, — заметил я, вспомнив смерть Леонида и Снорри.

— Таким образом — в первый.

Он-то и поведал мне о том, о чем всего месяц-полтора назад никто не смог бы и вообразить, — об армии плутонцев.

* * *