— Если у нас все получится, мы разобьем прутья клетки, мы изменим этот мир. На Луне детям не придется учиться убивать так рано, а это уже лучше, чем есть сейчас. Ты, Миракл, не был в Паучатнике, ты не знаешь, что это такое, и не поймешь моих чувств. Я дерусь за то, чтобы другим не пришлось пройти моего пути. И ради этого я готов смириться с тем, что рядом убивают. Просто попытаюсь спасти всех, кого смогу.
— Ты ведь понимаешь, что это — капля в море?
— Понимаю. Легко спасать все человечество. Человечество само по себе безлико. Гораздо сложнее — конкретного человека с его недостатками. Те же дикари, которых я сегодня спас: ведь, повернись все по-другому, у них бы рука не дрогнула убить меня. А попади я в плен — каждый из них с радостью помог бы пытать меня, всю свою фантазию приложил бы.
— Наверно, сложно сдержаться в бою, понимая все это, — задумчиво проговорил я.
— Очень сложно, — признался мой собеседник. — Иногда просто балансируешь на грани. Сила искушает, словно кто-то шепчет на ухо, советуя развернуться во всю мощь, уничтожать то, что считаешь неправильным, вырубать под корень. Но это — тупик. Силой можно остановить на время, сдержать, запугать, но не изменить. Силой не вложишь в мозги человека простую мысль: мало что в этом мире стоит покупать ценой чужой жизни, всегда есть возможность договориться.
— Ха! А ты сможешь договориться с Конклавом? Или с их стражниками?
— Вряд ли, — не стал спорить Грешник. — Это мне пока не по силам. Может быть, когда-нибудь я и смогу, но живем-то мы сегодня. Потому приходится смириться со смертями вокруг. Хотя душа болит.
— Если душа болит, значит, она есть, — задумчиво пробормотал я.
Это были слова Гаэлтана. Друид часто повторял их. Вот и всплыли в голове, да так некстати. Выходит, я бездушен? Ведь события этого дня совсем не тронули меня. Ну пришлось убить еще несколько людишек. Кто о них вспомнит уже через пару дней? Тоже мне великая потеря, если через месяц забудутся даже их имена и лица. Дурацкий разговор. Настроение у меня вдруг испортилось, но Грешник и сам не горел желанием продолжать беседу. Он быстро доел и завернулся в теплый плащ, лег рядом с Шутом. Стражи мы не выставляли. Предвиденье разбудит вовремя — приятная мелочь науки Марса. А вот мне спать не хотелось. Вроде бы устал, а в сон не клонит.
Я присел, опершись спиной о камень. Большой серый валун, мне по пояс. От него веяло холодом, а ко сну это мало располагало. Привычный рисунок звездного неба. Мне вдруг тоже стало интересно: а каков он на Луне? А на Земле, когда блюдце полной Луны вплетается в картину?
Мир Видений подступал ко мне. Я давно в нем не был — он звал, — и я, махнув на все рукой, отдался этому зову. Пусть ведет, пусть сам решает, что я сегодня должен увидеть.
И я увидел…
…Я переиграл Вещую в интриге с Эльзой. Она не смогла прочесть троп судьбы. Я действовал через Мир Видений, а это сразу подняло меня над уровнем обычных предсказателей, пусть даже очень талантливых. Точно так же Мир Теней когда-то поднял своего сына, маркизишку Луи, над сокрушающим врагов, в тот день, когда погиб мой отец, Вещая не смогла увидеть меня, и потому Герхард стал разговаривать со мной, а не натравил своих псов.
Но сейчас против банды действовали обычными методами, и
Они все собрались в знакомом мне особняке. На балконе, где когда-то я целовал Эльзу, сейчас засела пара человек с тяжелыми арбалетами. Часовые ходили по стене, напряженно вглядываясь в темноту. Все