Светлая сторона Луны (трилогия)

Что такое «магия», «чары», «колдовство» для простого смертного? Раньше я ни разу не задавался этим вопросом. А сейчас почему-то стало интересно. Я-то ведь рос там, где все эти вещи вполне естественны и воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. А взглянуть со стороны: вот человек помахал руками, дунул, плюнул, пукнул — и где-то полыхнуло огнем, или сорвавшийся с цепи ветер разметал все на своем пути. Да внешние проявления могут быть какими угодно. А ведь значение имеет только воля творящего чары и понимание стихии, на которую он воздействует. Это, конечно, только про сотрясающих Вселенную, а не про познавших таинства. У последних как раз значение имеет вера. Но не в этом суть. И те и другие создают себе инструменты в виде слов, жестов, начерченных знаков. Инструменты облегчают труд, но они не заменят веры, воли и знаний.

Все эти размышления посетили меня, когда я начал разбираться в действии Паука. Да, именно так, Плутонский Паук, оба слова с большой буквы. Мир Видений — счастлив имеющий туда ход. В нем инструменты не смогут облегчить манипулирования стихиями, но это и не нужно: ты сам словно сливаешься с ними. И приходит глубинное осознание, что и как нужно делать, за какую ниточку дернуть, чтобы минимальными усилиями достигнуть результата. Там становится видна истинная суть всего, связанного с чарами.

В Мире Видений Паук был такой же статуей, как и в обычном мире. На нем все еще виднелся отпечаток мастера, гениального скульптора. А по-другому и быть не могло. Содержание требовательно к форме. Столь великий артефакт древности просто обязан быть шедевром. И ни капельки сверхъестественного. Оружие высших в Мире Видений больше похоже на магический предмет, чем Плутонский Паук. Простая статуя. Я бы отступил, не знай я наверняка, что он собой представляет.

Опустил ладонь на голову статуи — и тут же почувствовал, как плоть сливается с камнем. Первую панику я подавил. Необратимости не чувствовалось, я легко мог освободить свою руку. Опустил вторую ладонь, чувствуя, что полностью растворяюсь в этой странной статуе. Впрочем, теперь обычной я бы ее не назвал. Паук встряхнулся под моими руками, разбрасывая во все стороны каменные чешуйки. Теперь он стал живым. Не знаю, как использовали его члены Конклава, — я торил свой путь, какие-то глубинные инстинкты вели меня по Миру Видений. И этот Мир менялся. Теперь он представлял собой паутину. И в центре — Я-Паук.

Тысячи и тысячи паутинок, теперь я ощущал их все. Вот людишки, которых давно запеленали в кокон, на других — только пара витков, а вот третьи: нить лишь прилепилась к ним. За последними я могу только следить, иногда, когда они ослабляют внимание, дергая за нить, подправляя их дела, их поступки, но мне не заставить их повиноваться своей воле. Восемь паучьих ног, восемь человек. Да, я могу контролировать одновременно ровно столько. А эта паутинка делает петлю, и… Это я! Нить всего лишь прилепилась ко мне. На ней несколько узелков. Петли, которые пытались накинуть на меня и которых я удачно избежал. Все это отражено здесь. Порвать ее! Немедля!

Порыв отозвался тупой болью. Только сейчас я заметил, что обрывок моей паутинки — лишь один из многих. Некоторые — старые, некоторые образовались не так давно, но от них веет пустотой. Мне-Пауку никогда не узнать, кто был настолько крепок волей, что сбросил липкую нить Плутона.

Грешник. Почему я сразу подумал о нем? Паук заметался по своей сети и тут же замер. Грешника здесь не было. Скорее всего, одна из оборванных нитей вела к нему.

Пантера. Стоило мне подумать — и я увидел свою сестру. Очень тонкая паутинка, а на нее намотан обрывок второй. И этот обрывок все время трет нить. Рано или поздно она не выдержит. А потом я увидел саму Пантеру. Сад в одном из внутренних дворов замка, она идет рядом с Грешником. Они о чем-то разговаривают, глаза моей сестры блестят, как звезды в морозную, ясную ночь. Их ладони на волосок от соприкосновения. Их души открыты друг для друга, но отгорожены от остального мира сферой слепящего Света. Я не могу услышать слов, я не могу дернуть за ниточку и заставить ее уйти. Рядом с ней тот, кто может все. Или он может все, пока рядом с ней?

Рву и эту нить. Когда-то Плутонский Паук принадлежал Конклаву. Я не могу сторожить его вечно и не смогу унести отсюда, он — душа замка, можно сказать, это он создал замок. Где гарантия, что какой-нибудь хитрец не проберется сюда, когда я буду на Луне, и не ударит по мне руками близких людей? Контроль — это хорошо, Но всегда приходится чем-то жертвовать. Мне предстоит трудная работа. И братство, и моя армия должны быть свободны. Только тогда смогу я, не опасаясь, оставить Плутонского Паука без личного присмотра. Тысячи нитей должны порваться.