Светлая в академии Растона: любовь или долг

И в этот момент она четко понимала, что действительно выполнит все, что угодно. Даже ночь с куратором шпионского факультета уже не казалась ей чем-то ужасным. Явно не ужаснее, чем орган фавна или необходимость ласкать неодушевленный теплый предмет в присутствии кучи незнакомых девиц.

— Я уже… все сказал… по этому поводу, — пытаясь придать голосу твердость, Этан не мог совладать с эмоциями. Виктория усилила нажим. Мужчина находился на грани экстаза и не знал, как сдержаться в присутствии Суарес. — Если у тебя все… — свободна.

Он впился руками в край столешницы и тяжело дышал, приопустив веки.

— С вами все в порядке? Вы выглядите нехорошо…

Со стороны действительно казалось, что темному магу плохо, ведь Леа не доводилось видеть мужчин, испытывающих наслаждение. Такое, что разум отказывает, а тело слабеет… Светлая хотела подойти ближе, но куратор грубо процедил сквозь зубы:

— Уйди отсюда!

Была не была… последний аргумент.

— Я… готова. Готова стать… вашей, — шепотом закончила светлая.

Он давно мечтал об этом. Действительно хотел получить Суарес, но предложение, озвученное здесь, сейчас, в такой момент вызвало странный эффект. Мужчина взорвался и кончил прямо в рот Виктории, которая, сладко мурча, приняла в себя солоноватое семя, с удовольствием слизывая следы страсти с еще подрагивающего члена.

Томно прорычав, темный маг навалился на стол и закрыл лицо ослабшими руками. Его тело содрогалось от наслаждения, сердце бешено колотилось в ушах, но внутри было противно и тошно. Он ненавидел сейчас всех: себя, Викторию, светлую, что пришла так не вовремя.

— Все же, я позову Ирема, — бодро отрапортовала Леа, посчитав, что Блэквел просто не хочет демонстрировать ей свою слабость и действительно нуждается в помощи.

— О, в этом нет необходимости, я закончила, — констатировала Виктория, выползая из-под стола и демонстративно вытирая губы.

В этот момент Леа осознала, что произошло… Какой идиоткой она оказалась.

К горлу подступил ком, а на глаза набежала соленая пелена. Легкие сдавило, стало трудно дышать.

Страх, боль, отвращение, неверие… почему в этот момент она почувствовала себя преданной?

Шаг назад. Изо всех сил пыталась сдержать слезы и очередной приступ тошноты.

Уходя, Виктория демонстративно толкнула светлую плечом и прошептала:

— А на что ты надеялась? Что он станет таскаться за девственницей? Этан — мужчина. И ему нужна зрелая опытная женщина. Прими это и отступи.

И она отступила. Внутри Леа что-то сломалось. С треском бьющейся хрустальной вазы… Шаг, еще один.

— Суарес, — голос Блэквела стал вдруг омерзительным.

Развернувшись, она со всех ног бросилась бежать.

— Леа!!!

Светлая бежала, распихивая курсантов, плевав на то, что о ней подумают. В этот момент ее сердце было разбито, а причину она не понимала. Почему ей так больно от увиденного? Ведь не первый раз она застала Блэквела с Викторией… Ведь сама же толкала их в объятия друг друга. Получила, что хотела — почему же не нравится? Впервые он прогнал ее. Впервые сказал, что она не нужна и не важна так, что Леа поверила. И что с того? Что? Он — омерзительный, жуткий, темный, извращенный тип, который думает только о собственном удовлетворении и совершенно не щадит чувства других людей. Да он в первый же день выбросил ее посреди океана на тонущем корабле, чтобы посмотреть «а что будет?» Она чуть не погибла тогда! А запереть ее в багажнике и отправить под пули? Пусть светлая и не помнила, что было потом, но и этого достаточно. Да за такие методы преподавания его давно должны были вышвырнуть из академии. Неуравновешенный, наглый, надменный, самодовольный извращенец!

Суарес даже не заметила, что стоит посреди парка и громко кричит на березу. По счастливой удаче поблизости никого не оказалось. В разгар учебного дня курсанты либо спешили на пары, либо находились на них, либо спешно подтягивали хвосты и дописывали недоработанные домашние задания. Сейчас она, вся в слезах, остатках рвоты, в поту стояла в парке и рыдала навзрыд, размазывая по щекам едучие слезы. Она выливала свою боль березе, словно та могла выслушать и дать добрый совет. За молчаливое согласие со всем услышанным береза получила несколько ударов ногами и кулаками. Береза-то выстояла, а ладони светлой саднило от боли. Костяшки покрылись кровавыми ссадинами. Стало ли ей легче? Напротив. Боль, жгущая, невыносимая, лишь разрасталась. Ей хотелось провалиться сквозь землю, но таким счастливым умением она не обладала.

А в следующий миг все исчезло. Словно какая-то другая Леа вразумила ее, поставила на место. Обида и гнев еще плескались где-то внутри, но стали вдруг не самыми важными. Они перестали захлестывать с головой, остались лишь фоном, с которым можно мириться.