Светлая Волна

Для этой шестерки, отвыкшей от общения с Русланом, сейчас было непривычно видеть, как юный шестиклассник рассуждает речами взрослого политика.

— Всё началось, Руслан, когда ты ввёл эти бойкоты, а точнее эти извинения перед публикой, — проговорил Андрей.

— Да и вообще — раньше было веселее в школе. И на уроках, в том числе, — добавила Олеся. — А теперь не пикни.

— Ну нам-то можно теперь — мы всё равно в бойкоте, — заметила Аня.

— Веселье? В этом проблема? — удивился Руслан. — Но школа — это не увеселительное заведение. Веселитесь на переменах, после школы.

— В этом-то вся соль. Мы настолько привыкаем ходить по струнке во время урока, что и на переменах, и после школы, уже не можем избавится от этого серьезного торжественного настроя, — вставил Антон.

— Нам нужна свобода, — сказала Тахмина. — Даже если мы будем делать то же самое — будем прежними, будем тихо сидеть на уроках… в общем делать всё то, что сейчас ты требуешь, но только по своей воле и без принуждения — это будет для нас удовольствие. Я была тихой и прилежной до твоих бойкотов, но я была счастлива и делала это по своей воле. А твои правила вынуждали меня делать то же самое, но по указке. Я не захотела, поэтому и нарушала. Теперь за мной не следят — я в бойкоте.

— У тебя накопилось, я смотрю, — улыбнулся Руслан. — Вот в чём твоя загадка. А то я думал, почему такая тихая и прилежная стала нарушать вплоть до бойкота, а затем резко успокоилась.

— Да, я теперь хорошо себя веду, потому что нечего нарушать, — улыбнулась в ответ черноглазая прелестница. — Я добропорядочная по своей собственной воле.

Она, как и Аня и многие другие, ошибалась, думая, что после бойкота за учащимися уже не следят, и они могут делать всё, что душе угодно. Такое мнение сложилось в школе, вследствие того, что пятеро первых попавших под бойкот — которые были бы на данный момент последними, не будь этого массового вынесения приговоров диссидентам — были в шоке и вскоре сняли с себя этот ярлык, извинившись и не успев побезобразничать. До извинения они успели походить несколько дней отшельниками и со стороны казалось, что они никому не нужны, что за ними уже не наблюдают. На самом же деле, силовая группа не ослабляла надзора, а напротив, ещё пристальнее приглядывалась к таким несчастным хулиганам. Хороших диссидентов пока не трогали по велению Руслана — он хотел решить проблему с ними сам. А Тахмину и вообще трогать было не нужно — она ведь «перестала безобразничать».

— Вы все разделяете её взгляды? — отвернувшись от Тахмины, обратился Руслан к остальным.

— Я разделяю, — выдвинулся вперед крепкий Ербол. — Одно и то же дело для меня приятнее выполнять по собственной воле, чем по принуждению.

Руслан переводил взгляд с одного на другого — все кивали ему на последний вопрос.

— Ещё что? Веселье, свобода? Я так понимаю, свобода — для вас главный вопрос.

— Ты же сам говорил, — начал Антон, — что свобода — это великая ценность, свобода — это то, что позволяет тебе развиваться лучше и быстрее. Это бесценная вещь. Ты, ты сам научил меня многому про свободу, рассказал про все её плюсы.

— Я помню это, — ответил Руслан.

— Но как же ты можешь лишать нас этой свободы: свободы учиться или не учиться, вести себя на уроках хорошо или стоять на ушах, — вскрикнула Аня. — Тем более, все здесь стоящие — я абсолютно уверена в этом — выберут: учиться и хорошо вести себя на уроках.

Хотелось бы заметить, что несмотря на баррикады, как выразился Руслан, с обеих сторон было сильное желание общаться. Особенно со стороны диссидентов. Они понимали, что Руслан — это бриллиант, осознавали, что, общаясь с ним, кое-где споря — они безмерно обогащаются, быстрее растут в своём развитии. И хоть их сознание, при поддержке гордости, запрещало им это на данный момент, их душа и подсознание стремились к этому с трудно преодолимым упорством.

— Вот именно — все здесь стоящие, — спокойно заметил Руслан. — Вы судите по себе, а вы — и сейчас я не приукрашиваю — очень развитые и умные ребята. Вы, дай вам свободу, конечно, будете делать всё правильно — учиться, культурно себя вести. Но это вы — не только старшие представители второй смены, но и одни из самых совершенных и здравомыслящих из них. Сколько вас таких, пятьдесят, шестьдесят? А учеников во второй смене более семисот. За остальных вы поручитесь в этом? Что было до того, как я ввёл дисциплину? Хохот и непослушание во время уроков. Что насчёт успеваемости? Она заметно, весьма заметно улучшилась, благодаря моим нововведениям — вы сами это знаете и не станете отрицать. Значит эта дисциплина — лишение свободы, как вы ее называете, имеет положительный эффект?

— Да, но может нам как-то разделить: кому-то свобода, а кому-то дисциплина, — вставил Андрей.

— Исключено. Это дискриминация. Как ты скажешь человеку, что он тупой и поэтому для него правила, а его одноклассник умный и ему свобода? Только равенство всех перед законом делает закон сильным, а не посмешищем.