— Но, когда ты будешь экранизировать, я буду рядом и буду следить, чтобы ты ничего там не исправлял. Не вырезал и не добавлял, — серьёзно сказала Камилла, подняв пальчик вверх.
— Хорошо, хорошо. Ты будешь и при написании сценария и, непосредственно, на съёмках, чтобы всё, абсолютно всё было так, как у тебя в воображении.
— А ты знаешь, когда я писала этот «Разговор Солнца с Землёй», я почти верила, что так оно и есть. Почему люди решили, что звёзды не могут думать, размышлять?
— Может быть, они могут, как-то по-своему думать — совсем не так, как люди. И поэтому мы, пока, просто не можем постичь их мышление.
— Ты тоже думаешь, что это может быть правдой? То, что я написала?
— Назовём это «Теорией Камиллы». Понимаешь, до тех пор, пока мы не узнаем истину, а до этого пройдёт ещё много лет, веков, тысячелетий — мы можем придумывать различные фантастические или более-менее реалистичные теории и гипотезы о сотворении мира, появлении жизни. Если какая-то из этих гипотез не загоняет тебя в догму, а напротив, помогает тебе жить, доставляет тебе радость и счастье, то почему бы и не пофантазировать. Главное, чтобы ты могла с лёгкостью от неё отказаться, когда будут обнаружены неоспоримые факты, противоречащие ей.
После обеда Руслан с Рафиком встретились на фуд-корте одного из самых известных моллов страны и уселись за дальний столик у большого окна.
— Надеюсь, за сутки ты переварил полученную вчера информацию, — как всегда с улыбкой начал Руслан.
— Да, вроде. Но ночку, конечно, вы мне устроили мало полезную для здоровья, — ответил улыбкой на улыбку Рафик. — Я сразу понял, что ты необычный ребёнок, но таких масштабов я не ожидал. А если ты ещё сможешь внедрить эту систему, такое же рвение к знаниям и развитию в другие школы…
— Будь уверен — смогу, — весь облик Руслана говорил о его силе и вере в это дело. — Это вопрос времени. Чем заниматься после — я ещё не решил: продолжать это дело в нашей стране, по колледжам и универам, либо дальше работать по школам и выходить на международный уровень. Тяготею больше ко второму. Не буду загадывать на будущее — ближайшие два-три года я точно буду поглощён распространением моей светлой волны, — он улыбнулся, — на все школы города и страны.
— Я с тобой. Чем я могу помочь? — встрепенулся Рафик.
— А в чём ты силён? — ответил вопросом на вопрос Руслан.
Рафик слегка растерялся.
— Так сразу и не ответишь… В истории силён, с людьми неплохо общаюсь — всё-таки, несколько лет подряд был лучшим продавцом.
— Ладно, не буду тебя мучить. Ту черту, которую я в тебе увидел, люди обычно не выставляют напоказ и не называют в числе своих сильных сторон. Я говорю о доброте.
Рафик засмущался.
— Да, именно твоя доброта — такая натуральная — поразила меня во время наших первых бесед. Это именно то, что я ищу, то, чего людям так не хватает сегодня. Ты очень добрый и искренний парень — это чувствуется. Мне, в моей команде, нужны именно такие.
— Спасибо тебе, Руслан, за тёплые слова.
Маленький уникум поднял палец:
— То, что я увидел в тебе — это настоящая глубокая доброта. Она чувствуется, я уверен, в большей или меньшей степени, всеми, кто с тобой контактирует. Она идёт рука об руку с любовью к людям, с неприятием ненависти и зла. Я помню твои искренние возмущение и негодование, когда ты говорил о насилии.
— Да, я люблю людей. Ненависть и зло не понятны мне — от них хуже всем. Я сделал бы всё, что нужно, всё, от меня зависящее, чтобы эти гадости исчезли.
— Вот мы и подошли к самому главному — я хочу, чтобы ты занимался именно этим.
Рафик широко раскрыл глаза.
— Я… Но как? Что нужно делать для этого?
— В принципе, того, что мы делаем просвещением — уже, по большому счёту, хватает. Но я чувствую, что в этом плане, можно сделать ещё много чего, помимо, чтобы полностью исключить культурное отставание человека от его технического и идейного прогресса. Я больше нацелен именно на второе и третье, а ты будешь сосредоточен на первом: на культивировании доброты и человечности между людьми. Я не хочу развитое и сильное, но злое человечество, также, как я не хочу слабое, неразвитое, но доброе. Я хочу только сильную, развитую и добрую расу.
— А что, помимо просвещения, можно сделать? — повторил свой вопрос, заинтригованный назначением, Рафик.