Светлана

 — Почему ты их отдельно кладешь? — спросил Костя.

 — Смешивать нельзя. Посмотрите: лиловые — малень­кие и нежные, а желтые — крупнее и такого неисто­вого цвета! Желтые тех забьют. Вам какие больше нравятся?

 — Конечно, эти. — Костя показал на яркие желтые цветы.

Светлана тряхнула головой, будто хотела сказать: «Я так и думала».

 — А вы вглядитесь, — она протянула ему нежный бледно-лиловый ирис, — посмотрите, какой сложный узор здесь, на лепестках, в середке... Константин Михайлович, может быть, возьмете букет для вашей мамы? Они не за­вянут — ведь вам с вокзала на вокзал.

 — Что ты, что ты! Нет, спасибо, я не возьму.

 — Посмотрите, какие они красивые!

 — Что ж делать, пускай красивые. Нет, Светлана, ты не уговаривай. Ну как я с ними поеду?

 — Не положено вам по уставу с букетами ездить? — сказал один из мальчиков. — Правда, Константин Ми­хайлович?

 — Правильно. Не положено по уставу, и всё. Ав­томат или пушку там какую-нибудь — с удовольствием взялся бы отвезти, а букет, да еще такого неистового цвета...

С опушки леса были видны станция и железнодорож­ная насыпь, ровно, как по линейке, отделяющая небо от земли. Пройдя еще немного и посовещавшись, ребята спросили:

 — Константин Михайлович, у вас есть обратный би­лет?

 — Нет, а что?

Светлана сразу поняла, чего им хочется.

 — Вы дайте им деньги, они вам возьмут билет. Толь­ко, ребята, на платформу не выходить. До станции и сей­час же обратно.

Ребята, счастливые, умчались вперед.

 — Костя, может быть, возьмете все-таки?

 — Что?

 — Ирисы.

 — Не возьму! Ты подумай сама: в метро, в поезде с такой экзотикой... Все будут обращать внимание...

Мимо станции промчался паровоз, один, без вагонов, с длинным пушистым хвостом дыма. Загудел, засвистел, будто закричал от радости. Вид у него был веселый и легкомысленный. Он был похож на человека, обременен­ного большой семьей и совершающего в выходной день одинокую прогулку.

Мальчики приостановились полюбоваться на паровоз и побежали дальше.

 — Ты уверена, что они не будут выходить на плат­форму?

 — Уверена.

 — Уж будто они тебя всегда так великолепно слу­шаются!

 — Костя, сказать вам по секрету? Не все-гда!

Он расхохотался:

 — С одной стороны — уверена, а с другой — не все­гда. Непонятно что-то.

 — В данном случае — уверена. Во-первых, сегодня вы мне помогаете.

 — Я? Каким же образом?

 — При вас никому не захочется получить замечание.

 — А на обратном пути? Когда я уеду?

 — На обратном пути будет действовать сила инер­ции. Костя, ведь это даже не из моего отряда ребята. Они сами захотели вас проводить — и меня охранять в лесу. Мы вернемся домой, солидно разговаривая.

 — Я вижу, ты неплохой психолог.

Светлана взглянула на маленькие часы-браслетку. Он сам подарил ей эти часики в прошлом году, после окончания седьмого класса. Вспомнились ее детская радость и недетское смущение. Видимо, перестарался — подарок показался ей слишком дорогим.

Ребята бежали к ним от станции с билетом и сдачей. Через несколько минут подошел поезд. Стоя у открытого окна, Костя увидел Светлану и мальчиков на платформе. Ребята все казались длинноногими, потому что были в коротких трусиках. Светлана стояла в середине, обни­мая тонкими руками желтые и лиловые ирисы. Цветы все наклонились головками в одну сторону. Букет был такой огромный, что, казалось, девочке тяжело его дер­жать.

Почему не взял цветы? Ей хотелось. Не такая уж трудная работа — отвезти их домой...

За станцией — поле, а дальше — лес, за лесом — красный флаг над березовой рощей. Утром и вечером вызывают какого-нибудь счастливчика «на флаг».

«Есть на флаг!» — И сияющий парень бежит к мачте. Много ли человеку нужно для счастья?

В тот момент, когда поезд трогался, Косте вдруг захо­телось не уезжать, остаться в лагере, сделаться опять вот таким голоногим мальчишкой.

Солнце выглянуло из-за тучки и зажгло разноцветны­ми огнями пионерские галстуки и Светланин букет.

Костя высунулся из окна, сняв фуражку, чтобы не унесло ветром.

Нет, станции уже не видно, только поле и лес — он ка­жется совсем темным против солнца. Сейчас Светлана и ребята пойдут этим лесом, солидно разговаривая.

Костя помахал фуражкой и обернулся — не заметил ли кто из пассажиров легкомысленного махания, в сущ­ности неизвестно к кому обращенного. Но вагон был почти пустой. Букет можно было бы положить даже не на верхнюю полку, а сюда, рядом с собой, и рассмотреть хорошенько Светланкиных любимцев — маленькие лило­вые ирисы.

Как-то они называются еще... да!.. «касатики». Лас­ковое такое название. Жалко, что не вспомнил раньше и не сказал Светлане — может быть, она не знает, ей по­нравилось бы. Или касатики другого оттенка, не лиловые, а голубоватые? Нет уж, пускай эти тоже касатики, к ним подходит.

Дым от папиросы осторожной тонкой струей тянулся к окну, а за окном стремительно обрывался.