Светлана

Костя быстро вышел, почти выбежал из дома и, раз­двигая руками стебли цветов, искал брошенную папиро­су. Постоял, кроша ее между пальцами.

 — Светлана, я скоро приду.

Светлана взглядом спросила:

«Один хотите пойти?»

Костя взглядом ответил:

«Да».

Светлана видела, как он прошел через мост и свернул на знакомую улицу... К Зиминым пошел, хочет спросить у Александры Павловны, нет ли писем от Нади. Хотя... казалось, что он совсем о другом...

А Косте было все равно куда идти, лишь бы двигать­ся. Просто ноги сами повели в привычном направлении. Он прошел мимо Надиного дома, даже не заметив этого.

Сначала был тяжелый сон усталости. Потом замель­кало что-то в сознании... Казалось, где-то рядом откры­ваются и закрываются двери, кто-то ходит туда и сюда.

Голос Марии Андреевны:

 — Костя, это ты? Опять бродишь, не спишь?

Светлана, уже проснувшись, не сразу сообразила, где она.

Было совершенно темно.

Ах, да! Она в Костиной комнате, Мария Андреевна — в столовой, а Костя сказал, что ляжет на кушетке в ком­нате Зинаиды Львовны. Он ответил не сразу. Должно быть, стоит в узеньком проходе, за занавеской. Вот что-то сказал Марии Андреевне совсем шепотом — Светлана не расслышала — и ушел к себе.

До чего опять стало тихо!.. И опять чуть слышно скрипнула дверь...

Спала или нет? Кажется, спала... Но все так же темно. Еще очень рано. Или очень поздно?.. Теперь шаги в саду...

Завернувшись в одеяло, Светлана прижалась лицом к стеклу.

Бывают в сентябре такие чернильно-темные ночи...

Деревья почти не отделяются от неба. Под деревьями движется красной точкой огонек. Остановился, опустил­ся немного — там скамейка.

Иногда вдруг представится: что-то было уже такое же, похожее!

Было. Так было пять лет тому назад. Такая же осен­няя ночь. Только тогда луна светила.

У Кости болела раненая рука, и так же вот он не мог заснуть, места себе не находил!

Зачем уговорила остаться? А если бы уехал, разве бы­ло бы легче? Может быть, выйти к нему? Нет. Мария Андреевна вышла бы, если бы это было нужно. Она тоже не спит — вздыхает, ворочается... Светлана озябла у окна и легла опять. Засыпала и снова просыпалась. И каждый раз — или осторожные шаги в комнате Зинаиды Львовны, или беспокойный огонек папиросы в саду. 

LI

Когда поезд тронулся и отъехали немножко от стан­ции, стало видно школу на холме и видно, как идут к ней ребята со всех сторон, по дорогам и узеньким стежкам, через поля, из дальних и из ближних деревень.

Костя подумал: может быть, те самые ребята, которые провожали вчера маму.

А Светлана думала: вот такие же придут через год в мой класс...

Костя поднял Светланин чемодан, чтобы положить на верхнюю полку. Тяжелый какой! Когда нес, не замечал.

 — Что там у тебя?

 — Учебники.

 — Неужели успевала заниматься?

 — Да нет, очень мало.

Почему-то вспомнился опять парнишка из комендант­ского взвода, про которого рассказывал Светлане в лагере.

Деревенские ребята, все до одного с семи лет идущие в школу, Светланкин чемодан, битком набитый учебни­ками, солдат, всю ночь промечтавший об алгебре, — что-то объединяло их всех.

Это — наше. Косте казалось, что именно за это сра­жался отец в семнадцатом году и что он сам в сорок вто­ром пошел защищать именно это.

И мама больше двадцати лет работала ради этого.

Светлана смотрела снизу и сбоку на Костино похудев­шее лицо. Уедет сегодня. Завтра, прямо с поезда, на лек­ции. Неужели сможет учиться, внимательно слушать, за­писывать?

Да, сможет. Ведь он сам недавно еще говорил ребя­там: «Тяжело, а ты не жалуйся, не раскисай...»

И еще — что каждый должен как можно лучше де­лать порученное ему дело.

Казалось, что дома поселка поворачиваются, одни вы­бегают из-за других...

Сейчас, вот именно с этого места, около переезда, бу­дет видно библиотеку. Костя напряженно вглядывался...

Вот она.

Приезжая на каникулы, никогда не забывал посмот­реть в окно в этом месте. Мама знала приблизительно, с каким поездом он может приехать, и выходила на крыльцо, — а может быть, и к нескольким поездам выходила. Махала платком, было очень хорошо видно. А Костя ма­хал платком из окна.

Светлана поняла, о чем вспомнил Костя. Зинаида Львовна рассказывала. Она называла это «наш беспро­волочный телеграф».

Вот и не видно больше библиотеки... Сунул руку в карман. Сейчас пойдет курить в тамбур.

 — Светлана, я пойду покурю.

Хорошо, что он в общежитии живет, с товарищами, а не один. А сейчас что ему нужнее — разговаривать с ним или пускай лучше помолчит?

Ладно, пускай помолчит, покурит...

 — Ах, мерзавцы, мерзавцы!

Эти негромко произнесенные слова были сказаны с такой горячностью и с таким негодованием, что Светлана невольно обернулась посмотреть, кто сказал. Должно быть, вон тот мужчина с проседью в волосах, в сером пальто, который читает газету. Ну да, опустил газету и обвел взглядом соседей, как будто хочет поделиться с ни­ми своими чувствами. Симпатичное у него лицо и даже как будто знакомое... Очень убедительно он рассердил­ся — все соседи заинтересовались. Молодой офицер, си­девший с ним рядом, вопросительно на него посмотрел.

 — Суд над Манштейном, военным преступником, гитлеровским генералом — читали?