Терпение? Профессиональная привычка? Да, конечно. Но, кроме терпения и привычки, чтобы ответить вот так, нужна любовь.
В передней Зинаида Львовна раскрыла свой небольшой, но довольно-таки увесистый чемодан и сказала Наталье Николаевне:
— А это новогодний подарок от моих ребят вашим ребятам.
— От ваших ребят? — переспросила Наталья Николаевна. — Сколько же их у вас? Я думала, что у вас только один сын.
— Сын один, а ребят много. Пожалуй, даже больше, чем у вас в детском доме. — Она пояснила: — Ведь я в библиотеке работаю.
В чемодане оказались книги, правда не новые, но чистенькие, аккуратно подклеенные и переплетенные.
— Вот за это спасибо! — сказала Наталья Николаевна. — Читают у нас жадно. Да книги-то какие хорошие!
Зинаида Львовна улыбнулась и опять стала очень похожей на Костю.
— А разве можно дарить плохие? Я им прямо сказала: скучных книг не повезу. Если хотите дарить — только то, что вам самим нравится.
Уже в вагоне Зинаида Львовна спросила Светлану:
— А тебе не жаль уезжать от ребят, от Натальи Николаевны, от елки?
Светлана ответила честно:
— Жаль, конечно… А все-таки мне хочется к вам поехать.
— Ты не успела поужинать. Хочешь пирожков?
Каждая хозяйка печет пироги по-своему, и каждые новые, незнакомые пироги кажутся особенно вкусными. К тому же в поезде почему-то всегда есть хочется.
— А елка и у меня будет, — сказала Зинаида Львовна. — Конечно, не такая большая, как у вас в зале стоит.
Домашние пироги, ожидание праздника… А в метро и на вокзале Зинаида Львовна вела Светлану за руку — боялась, что потеряется в толпе. В поезде заботливо усадила подальше от двери, чтобы не продуло, а шубку посоветовала расстегнуть и надеть внакидку.
Это так напоминало поездки с мамой…
Первый раз Светлана думала о матери без острой боли, а с грустной нежностью.
А Зинаиду Львовну не только радовала возможность доставить девочке удовольствие. Светлану привез в Москву Костя. Она видела Костю
От Кости как раз накануне пришло письмо — новогоднее, поздравительное. Костя просил не беспокоиться о нем: «У нас сейчас тихо». Судя по газетам, так оно и было, и эта «тишина» смягчала — ненадолго! — неотвязную тревогу, с которой ни днем, ни ночью не расстается мать солдата.
XXI
По сравнению с детским домом квартира Зинаиды Львовны показалась Светлане совсем игрушечной. Две маленькие комнаты и маленькая столовая между ними. В столовой — круглый стол, узенький буфет, диван непревзойденной мягкости и почти полное отсутствие свободного пространства.
— Я на этом диване буду спать?
Диван по сравнению с другими, знакомыми Светлане диванами казался потертым, стареньким и некрасивым. Но в нем была милая старческая доброта и снисходительность. На него можно было и с ногами забраться и кувыркнуться разика два — он не обиделся бы.
— Да, придется спать здесь, — сказала Зинаида Львовна. — Костя писал, чтобы устроить тебя у него в комнате. Но он забыл, что не все разделяют его вкусы. Вот посмотри, на чем он спит, пощупай.
Светлана сделала от дивана четыре шага и очутилась в Костиной комнате.
— Понимаешь, до седьмого класса у него была нормальная кровать с сеткой, а потом решил закаляться — и вот, устроил себе… Да ты сядь, посмотри, что это за прелесть.
Светлана присела на нечто вроде кушетки, покрытое пестрым ковром.
— Да ведь это почти голые доски!
— Вот именно. У них в школе французский язык проходили, так ребята Костину кровать прозвали «quel quе chosе», то есть «что-то», «нечто», «что-нибудь». А Костину комнату звали «кэлькэшозницей».
Светлана засмеялась. Ей нравилось, что в этой маленькой комнатке все было так, будто Костя ушел куда-то совсем ненадолго. Вернется — возьмет книжку с письменного стола, или станет писать — чернила есть в чернильнице, или раскроет альбом с фотографиями…
— Хочешь, посмотри фотографии. Тут многое Костя сам снимал… А я пока ужин разогрею.
Зинаида Львовна то выходила из столовой в кухню, то возвращалась опять. Светлана раскрыла альбом.
На первой странице — Костин класс. В середине — большая учительница, а кругом нее мелкота, девочки и мальчики вместе. Ребята сидят на стульях, другие сзади стоят, а внизу, прямо на полу, — три мальчугана, сложив ноги по-турецки. Один из них — Костя.
Ох, и веселое, предприимчивое у него лицо! И надо сказать — очень мало изменился.
Рядом с учительницей, вполоборота, должно быть, первая ученица сидит, отличница на всю школу — по крайней мере, у нее такой вид — гордая! Или это просто кажется, потому что тяжелые косы оттягивают голову девочки назад?.. Очень знакомыми показались Светлане тяжелые косы, прямая линия бровей… Светлана быстро перевернула страницу.
Кэлькэшоз. На нем — Надя. Уже не маленькая девочка. Почти такая же, как та «одна знакомая», что показывал Костя, только великолепные косы не заложены узлом сзади, а свисают вперед, во всю мощь. Надя сидит властно, по-хозяйски, поджав под себя ноги, и с гордой улыбкой и чувством собственности смотрит не в учебник литературы, раскрытый у нее на коленях, а прямо в аппарат — или на того, кто снимает?