Светлана

Весь поезд был пионерский. Из каждого окна — смех и песни. Казалось, что все московские школьники надумали выехать в лагерь именно в этот день.

Среди этих шумных вагонов один вагон подошел к станции пустой, по специальному заказу, — наш!

Когда поезд тронулся, опять стали пересчитывать ребят. Старший вожатый шел вдоль вагона и считал тех, кто сидел на скамейках слева, а Светлана считала тех, кто сидел справа.

— Толя, у меня семьдесят два.

— А у меня семьдесят четыре. Так. Проверим. Когда прошли в обратном направлении, оказалось: у Светланы семьдесят один, а у Толи семьдесят пять.

— Проверим еще раз! — озабоченно сказал старший вожатый.

— Толя, они пересаживаются! — вдруг засмеялась Светлана, дойдя до середины вагона.

Ребята, опьяненные воздухом, весной, зеленым простором, бегущим навстречу поезду, разумеется, не могли сидеть смирно. Они вставали, подходили к окнам, пересаживались с места на место.

С учетом всех этих мелких внутривагонных перемещений итог получился наконец правильный: сто сорок шесть человек — не больше и не меньше, чем требуется.

Вожатые успокоились.

Но спокойствие только относительное. Не может быть абсолютного спокойствия при наличии ста сорока шести ребят в вагоне.

Сто сорок шесть ребят входят наконец в ворота лагеря — сто сорок шесть поводов для беспокойства.

Ведь это только первый день. Вожатые не знают ребят, ребята не знают вожатых, и очень немногие знают друг друга. Они даже поют еще неслаженно и нестройно.

Когда выстраиваются на линейке перед подъемом флага, маленький мальчуган, несмотря на торжественность минуты, вдруг наклоняется и срывает одуванчик.

— Светлана Александровна, — спрашивает Милочка, — а мы пойдем сегодня в лес?

Между линейкой и обедом осталось еще полчаса. Все сто сорок шесть ребят в движении.

Кто-то висит на трапеции головой вниз… Кто-то подбрасывает мяч, и мяч скачет по волейбольной площадке, отчетливо выговаривая: пам! пам! пам!

Четыре девочки, отойдя в сторонку, разучивают танец. Им хочется выступать на открытии лагеря, и они уже начали готовиться. Другие посыпают дорожки песком. Носилок нет. Песок несут в табуретке, перевернутой ножками кверху. Мальчики роют ямки перед маленькой деревянной эстрадой: сюда посадят потом елочки, будет очень красиво.

— Анатолий Николаевич, лопат не хватает!

— Ой, мама! — раздается неожиданный вопль. Пищат девочки, мирно плясавшие за минуту до этого.

Из-за кустов в них летят еловые шишки.

Светлана заходит в кусты. Два мальчика притаились там.

Они из пятого отряда — постарше других и побойчее.

— Ребята, что вы здесь делаете?

У мальчика, который стоит перед Светланой, лукавые и предприимчивые глаза. С такими глазами нельзя не озорничать. Воспитывать этого парня, видимо, нужно по рецепту известной нянечки, которая говорила своим питомцам так: «Пойди посмотри, что делает твой младший брат, и скажи ему, что этого нельзя делать!»

— Коля, зачем вы сюда спрятались?

Мальчуган отвечает с довольным видом:

— Мы девок доводим!

Светлана — ледяным тоном:

— Не понимаю, что ты говоришь. Что такое «девки» и что такое «доводить»?

Мальчуган теряет свою самоуверенность:

— Ну… девочек дразним!

— А у нас в лагере никого никому дразнить не разрешается. Видишь, девочки готовятся к выступлению, танец разучивают. А наш отряд что будет делать! Стихи читать умеешь?

— Умею.

— Ты у нас в отряде самый большой, самый сильный, тебя могли бы выбрать командиром, председателем совета отряда, но… при таком поведении…

— Светлана Александровна, а если будет лучше поведение?

— Пока хорошего не вижу. Посмотри, наши ребята дорожки посыпают, работают, а ты шишками бросаешься! Эх, ты!

Горн — к обеду.

После обеда — тихий час. Ребята, несомненно, устали, но угомонить их нелегко, даже малышей. Слишком все непривычное: комнаты, кровати. К тому же дома, конечно, мало кто спал днем. Некоторым, самым крошечным, приходится даже помочь раздеться — не справляются с пуговицами.

— Светлана Александровна, у меня зуб шатается! — трагическим голосом говорит вдруг Милочка, которая не любит манной каши.

Она сидит на своей кровати, схватившись за щеку, поджав босые ножки, и с ужасом смотрит на Светлану.

— Ну-ка, покажи.

Милочка в страхе трясет головой:

— Ой, ой-ой, ой-ой! Нет, нет, вы его дергать будете!

— Не трону я твой зуб. Покажи.

— Только вы не дергайте!

— Да я даже не подойду к тебе. Издали только посмотрю.

Милочка с недоверием и опаской открывает рот.

Зуб мало сказать «шатается» — он лежит совсем боком, и непонятно, на чем он еще держится.

— Милочка, его только немножко подтолкнуть. — Нет-нет, нет-нет! Больно будет!

— Ты сама его вырвешь. Платок у тебя чистый? Возьми его платком… поверни — и всё!

Светлана отходит к мальчикам. Коля, тот, который «доводил девок» шишками, показывает ребятам, как нужно правильно застилать постели.

— Очень хорошо, Коля, только это потом, а сейчас покажи, как нужно правильно закрыться одеялом и спать во время тихого часа. Я вижу, ты очень опытный, в лагере бывал не раз.

В дверях появляется Милочка, захлебываясь от ужаса и восторга:

— Светлана Александровна, я его вырвала!