–– Мне от тебя дань не нужна, то, что ты поможешь нам взять в ваших землях, пойдет вам на пользу.
–– Поэтому я и признал твою власть над собой.
Несколько минут мы молча наслаждались угощением, пельмени оказались отменными, насколько я помнил чисто тувинские пельмени были несколько другого вкуса. Покончив с чаем, Ольчей продолжил.
–– Это мой дядя, –– он показал на ламу, –– брат моей матери. В наших хурээ есть ламы, которым не нравятся завоеватели.
Ольчей налил себе еще чая с молоком, подсолил. Мне приходилось пить подсоленный и я, честно говоря, предпочел бы с сахаром.
–– Я, князь, уже знаю о твоем бое. Что прикажешь, князь, делать с пленными и теми людьми?
––Пленных пока подержи над присмотром, главное, что бы не сбежали. А эти несчастные, пусть побудут пока твоими гостями. Когда вернется их парламентер, решим. А сейчас давай двигаться на перевал, надо решать, где будет следующий бой.
Глава 23
На Медвежьем перевал капитан приехать не успел и мы проследовали до Семиозерок, где мы и встретились с ним и лейтенантом Шишкиным.
Видеть Ерофея и Шишкина мне было очень приятно, казалось, что с последней нашей встречи прошла тысяча лет. Через несколько минут к нам присоединился Ермил Нелюбин и я рассказал им о событиях в Гагуле.
–– Всё это хорошо, особенно то, что они не видели в деле наши ружья и винтовки, но есть одно но, ––щелкнул языком Ерофей.
–– Ты хочешь сказать, плохо, что первым выстрелили мы?
–– Да, конечно нам нельзя сидеть в глухой обороне, но это плохо, –– тут с капитаном не поспоришь. –– Но если они ударят первыми, то нам будет плохо. Поэтому надо опять бить первыми. Мы не можем терять вообще ни кого.
–– Лонгин, давай рассказывай, –– наш начальник разведки разложил свою карту и приготовился излагать свой план. Говорил он долго, особенно когда рассказывал о придуманной системе связи, неожиданно оказалось много вопросов, особенно по действиям воинов Ольчея, но его еще не было и остались только вопросы. Наш зайсан остался заниматься пленными и должен был подъехать позже. Моим же товарищам план понравился и все его одобрили.
–– Ерофей Кузьмич, давай но личному составу и вооружению.
–– С десятком Леонова у нас их ровно десять, плюс десять, если Ванча прибудет.
–– Это как ты посчитал? –– по моим подсчетам выходило девять.
–– Вас трое, я со своим Фролом, пять, двое лейтенантов, семь, Лонгин, Ванча и Леонов, он сверх своего десятка, –– капитан насчитал десять. –– Теперь по вооружению. Двести ружей и восемьдесят винтовок. Ну ружей чуть больше. Гранаты, но они еще не испытаны. Яков Иванович конечно их испытывал, –– про Якова капитан сказал с раздражением. –– Я, ваша светлость, поругался с ним. Надо ему запретить проводить такие испытания. Он один у нас такой.
Ерофей пристально посмотрел на меня, я прочитал в его взгляде: «И вам тоже не надо участвовать в боях».
На этом наш военный совет был прерван громогласным криком:
–– Где князь? –– распахнулась дверь, ворвавшегося, я даже не успел разглядеть.
–– Сын, ваша светлость, Мария Леонтьевна родила.
С такой скоростью по нашей долине наверное еще никто не ездил, на сменных лошадях я через три часа был в Усинске. Счастье впервые обретенного отцовства просто захлестнуло меня. Машенька ждала меня, очень похудевшая, осунувшаяся, с синяками под глазами, она кормила мальчика, когда я примчался к ней.
До утра я не отходил от жены и сына. Но утром Машенька с трудом сдерживая слезы сама сказала мне о делах.
–– Гришенька, я не хочу с тобой расставаться даже на секундочку. Но тебе пора, не забывай, я светлейшая княгиня, и в курсе всех дел. И не задавай мне никогда вопросов, откуда я все знаю.
В мое отсутствие Ерофей приказал всем гвардейским десяткам форсированным маршем выдвинуться в Семиозерки, Якову снарядить караван с патронами и гранатами, В Усть-Усе осталась Ксения Леонова с пятью ружьями, на Мирском перевале Леонтий послал пятерых мужиков с Усинска, Гагуль решили охранять силами шахтеров, Медвежий перевал –– Илья Михайлов с мужиками Железногорска. Пушки решили не использовать, Петр Сергеевич заявил, что стволы не выдержат стрельбу пироксилином.
К сожалению мы понесли неожиданную потерю, временную, но потерю. Мерген охотясь на марала был ранен матерым самцом и лежал раненый в Железногорске. Я дважды осматривал его и надеялся на его скорейшее выздоровление.
Через пять дней мы сосредоточились в Семиозерках и на Медвежьем перевале. Ольчей собрал сотню кавалеристов вооруженных луками, копьями и саблями. Своих сабель ему не хватило и мы помогли чем могли, но как раз этого хватило. У нас саблями оказались вооружены я, офицеры, три десятка старой гвардии, так мы стали называть первые гвардейские десятки и тувинцы.
23 мая мы выступили в поход. Буквально за час до выступления примчался вооруженный до зубов Ванча. Его появление подняло мое настроение до небес, алтаец сразу положил глаз на Доруг-оол с сыновьями. Сказать, что я ничего не имел против, значить ничего не сказать.