Светлейший князь Потёмкин-Таврический

Некоторые дипломаты, как, например, Геррис и Сегюр, часто беседовавшие с Потёмкиным о делах, хвалили его способности и, как кажется, были довольны его открытым и честным образом действий. Геррис с Потёмкиным говорил более откровенно, чем с Остерманом или Паниным[181]. В свою очередь, Потёмкин в беседе с Безбородкою называл Герриса «человеком коварным, лживым и весьма непохвальных качеств»[182]. Даже и тогда, когда Потёмкин находился на юге России и был занят устройством вверенного ему края, он подробно знал о состоянии отношений России к другим державам. В письмах Екатерины к князю все эти вопросы занимают весьма видное место. В своих ответах Потёмкин сообщал императрице свои соображения. Но все же напрасно некоторые современники приписывали князю чрезмерное влияние на внешнюю политику. По рассказу Гельбига, и союз России с Австрией, и поездка императрицы в Фридрихсгам для свидания с Густавом III, и вмешательство России в дела Германии по поводу образовавшегося там так называемого княжеского союза – все это было делом почина Потёмкина[183]. Такой взгляд на деятельность князя не соответствует фактам. Западная Европа, вообще говоря, интересовала князя настолько, насколько с нею были связаны дела восточного вопроса. Бывали, впрочем, случаи, в которых Потёмкин чрезвычайно зорко следил за событиями в том или другом государстве. Неоднократно он старался вмешиваться в дела Польши[184]. В 1784 году им была составлена записка о мерах на случай войны с Швецией[185]. В заключении торгового договора с Францией в 1786 году он принимал деятельное участие, как видно из записок Сегюра, из писем Безбородки…[186] Во время нерасположения императрицы к Англии Потёмкин скорее был склонен к союзу с этою державою, нежели к сближению с Францией[187]. Если бы сохранились и были изданы все письма Потёмкина к Екатерине, мы могли бы составить себе гораздо более точное понятие об участии князя в делах внешней политики. Из писем императрицы к князю видно, что он часто и подробно писал ей о предметах внешней политики.

В письме князя к Безбородке от 30 июля 1783 года из Карасубазара сказано между прочим: «Мысли мои в рассуждение противовеса Бурбонским дворам; союз с Англиею, который чем теснее, тем полезнее России, ибо Франция открыла свое доброхотство и что она наипаче желает Россию поставить как державу без действия. Вообразите, как бы она зачала давать законы, если б усилилась; нам нужна морская держава, так как и она дознала нужду в союзе нашем. Против истины сей говорить нечего, и если Государыня решиться изволит, то увидите, чего мы не сделаем. Посему уведомите меня, в каком положении дела заграничные… Нужно нам снабдиться флотом; тогда воля Божия» и проч.[188].

Главным предметом внимания Потёмкина в области политики был восточный вопрос, отношение России к татарам и туркам. Участие в турецкой войне было эпохою приготовления к той деятельности, которой он посвятил себя после Кучук-Кайнарджийского мира. Расширение границ России на юге, устройство новозанятых провинций, присоединение Крымского полуострова, сокрушение Оттоманской Порты, полное торжество России над исламом – вот главные предметы забот Потёмкина до его кончины. Самойлов рассказывает, что он еще во время первой турецкой войны неоднократно вспоминал о подвигах первых русских государей – Олега и Игоря в борьбе с Царьградом, сравнивал татар с половцами, давно составил план отделения татар от турок, приведения Крыма под власть России, занятия Очакова, постройки на юге русских крепостей, проведения линии укреплений на Кавказе…[189] Несомненно, что Потёмкин, сделавшись другом и сотрудником Екатерины, часто с нею беседовал об этих задачах внешней политики России. Начиная с 1776 года явилось множество рескриптов императрицы к князю, в которых идет речь о приведении в исполнение начертанной им программы. Точно так же и в частных письмах Екатерины к Потёмкину постоянно встречаются относящиеся к этому предмету замечания.