Светлейший князь (СИ)

Итак в последний день лета тридцать первого августа я собирался возвращаться в Усинск с нашего завода. Около полудня я тронулся в путь. Сопровождали меня как всегда двое: Митрофан и крыловский кучер Прохор, отданный много лет в солдаты.

После беседы с иеромонахом я призвал его к себе и допросил с пристрастием. Прохор с плачем упал мне в ноги:

— Прости меня, князюшка, убогого, что не смог уберечь тебя и твоих родителей. Тати те, ударили меня по голове и я упал на землю без памяти. Они видать решили, что меня порешили, как и других. Очнулся, кругом мертвые лежат: ваши батюшка с матушкой, батюшкин денщик, ваша мамка. А вас нету, только пустая люлька. Не виноват я, ваша светлость …

— Встань, Прохор, — товарищ Нострадамус безапелляционно говорил мне, что Прохор не врет, — об этом ты мне как нибудь потом расскажешь, — Прохор встал, а я продолжил после небольшой паузы. — Ты уверен, что я князь Крылов?

Прохор вытер слезы, поклонился мне в ноги:

— Да, уверен. Вы когда мылись, я вам поливал и сразу признал. Такие отметины были точь-в-точь у вашего батюшки и деда и след ожога на ноге. Эти метки мне всегда снились в день несчастья. Не сомневайтесь, ваша светлость, вы князь Григорий Иванович Крылов.

Так я узнал свое происхождение и свой день рождения, 25 марта 1751 года, Благовещение Пресвятой Богородицы. Подробностей моей родословной Прохор не знал, сказал лишь, что князем был еще мой прадед при государе Алексее Михайловиче. Прохора после этого я забрал к себе.

Надо сказать, что после этого внутри меня что-то изменилось. Чувство одиночества и разброд и шатание в душе исчезли, я полностью стал человеком 18 века, во мне проснулась кровь русского столбового дворянина, князя Григория Ивановича Крылова. А в одну из первых августовских ночей я неожиданно проснулся и услышал, как какой-то женский голос тихо зовет меня.

Все кругом спали глубоким сном. Я вышел из юрты и огляделся. Светало. В звенящей тишине были слышны отдаленные шаги караульного и еле слышное поскуливание сторожевого пса. Я огляделся. На берегу речки, метрах в пятидесяти в поднимающемся от воды тумане, стояла молодая женщина. Подойдя ближе, я понял, что это моя фронтовая любовь медсестра Машенька. И ту же секунду в моей голове зазвучал голос, это был именно её голос:

— Гришенька, золотко ты мое, — именно так она звала меня, когда мы оставались одни. — Ты не забывай нас с Машей, — мою вторую жену то же звали Марией. — Ведь мы же с ней родные. Помнишь, как она тебе рассказывала про своего прадеда? Так он же и моим прадедом был. Но живой должен думать о живом. Скоро нас будет трое. Ты свою Машу люби, как нас любил.

Подул ветерок, туман мгновенно рассеялся и Машенька растаяла. Несколько минут я ошарашено стоял, пытаясь понять происшедшее, ведь в свое время я обратил внимание на Марию, свою будущую жену, именно из-за её потрясающего сходства с Машенькой. Я вернулся в свою юрту и мгновенно заснул. Через несколько дней я рассказал об этом отцу Филарету. Он долго молчал, а потом ответил:

— Подобным, как и снам, не надо прельщаться. Но иногда это бывает вещим. Вам, князь, надо чаще причащаться.

Прошла пара недель и я стал замечать, что среди нас есть молодые красивые особы, общение с которыми мне просто нравится и волнует мою кровь. После чего мне регулярно стали сниться эротические сны.

Острой необходимости ехать в Усинск не было, но первого сентября все наши дети с восьми до четырнадцати лет должны пойти учиться. Отец Филарет с Анной Петровной разработали целую программу ликвидации неграмотности. Я сначала к этой идеи отнесся с большим скептицизмом, но отец Филарет развеял все мои сомнения. Рядом с храмом мы поставили юрту, где и разместилась наша школа. К следующему лету отец Филарет с Анной Петровной запланировали всех детей старше восьми лет и неграмотных взрослых обучить чтению, письму и счету. Всех способных к наукам мы решили затем отправлять в техническую школу на завод.

Утром первого сентября отец Филарет решил отслужить молебен на учебного года и я естественно должен был на нем. Поэтому я и ехал в Усинск.

В моё отсутствие всем в Усинске заправляла Лукерья Петровна и надо сказать делала это она вполне успешно. Она оказалась просто прирожденным организатором и психологом. В Савелии Петрове она сразу же разглядела хлеборобскую жилку и не ошиблась. Савелий быстро нашел общий язык с братьями Кучиными. Совместно они подобрали еще двух мужиков из пришедших с Савелием и день и ночь поднимали целину. После первого сентября они запланировали сев озимой ржи, подготовив под посев почти сорок гектаров. Переход от десятин к гектарам произошел совершенно безболезненно. Выслушав мои разъяснения, мужики в этот же день стали говорить гектар, а не десятина. Казенная десятина практически равнялась гектару и это делало переход совершенно безболезненным.