— Конечно же, но пойдёмте спать. У Малыша глаза закрываются. И тогда решили, что будут молиться:
Малыш пожал лапку, поцеловал, и все разошлись восвояси, и спали, и спали. Сладко же им спалось.
Глава пятая. Хорошее начало
Утром Малыш первым был на ногах.
— Папа, солнце садится! Правда же, мы полетим туда, куда вы через окно влетали?
И папа вставал, а мама скорее готовила завтрак, и они помолились, позавтракали и уже летели.
— Ты только опять слушайся хорошенько! — кричала мама вслед Малышу. А Малыш думал, что будет.
Крёстный уже поджидал их под дубом. Только поздоровались и сразу полетели. Крёстная тоже прокричала:
— Ты только слушайся как следует!
Голубка добавила:
— И не бойся! — и как будто чуть усмехнулась.
Малыш это видел, но сделал вид, что ничего не заметил. Он думал о Яночке.
— Крёстный, залетим к Яночке? Её вчера у нас не было.
— Господи, я тоже об этом думаю. Может, у неё голова болела! Частенько у неё побаливает.
И решили, что остановятся у неё на минутку. Тем более это по пути.
У лесочка под скалой рос высокий вереск, кое-где он уже цвёл красными и белыми цветами, в том вереске был бархатный мох, а во мху на самой скале стоял красивый домик. И никого вокруг. Чёрные блестящие двери были закрыты, окошки, застеклённые целиковой хрусталинкой, закрыты и занавешены, и нигде никого. Малышу стало жутко.
— Это она болеет, — шептал крёстный, а папа подошёл к самым дверям и тихонько постучал.
— Входите же! — отозвалось изнутри.
Папа открыл двери, Яночка лежала на постели и голова у неё была завязана.
— Я ведь так и думала, что это вы. Добро пожаловать. Милый Малыш, я болею.
Но милый Малыш расплакался.
— Не плачь, Малыш! Я же не умру. Думаю, что я ещё дождусь, когда тебя Господь Бог научит слушаться. — И Яночка погладила Малыша. — Я бы вчера тоже пришла, но у меня болела голова, так что пришлось лечь. Но плакать нечего, всё это ничего!
И Малыш больше не плакал.
— Мы сегодня полетим туда, куда папа залетал с вашим папой через окно.
— Правда? Но тогда вам пора, чтобы не опоздать. И слушайся хорошенько! Впрочем, Господь Бог тебя научит.
И они полетели. Солнышко уже почти закатилось, и они быстрей через ручей, через холм, вдоль леса, вниз к виноградникам, вокруг города. Уже за городом в прекрасном саду у дороги стоял большой красивый дом с очень большими окнами и ещё бблыиими дверями. И те окна сияли светом, а двери были раскрыты настежь, и в двери постоянно входили люди, старые и молодые, мальчики и девочки.
Как же туда влететь? Все окна были приоткрыты, и они влетели через среднее над дверьми, сели внизу на раму и смотрели. С потолка свешивались три огромные люстры и ярко светили. Внизу на полу стояло много скамей. Если кто-либо приходил, останавливался у скамей, немного стоял — некоторые при этом смотрели в шляпу — а потом спокойно садились. Каждый приносил с собой под мышкой две книги и одну из них открывал. Тут один из них поднялся на этакий помост, где был маленький столик, и дал знак, что начинается пение. И они запели, и так красиво!
На первой скамье у самого помоста сидели два мальчика, такие пригожие и хорошо причёсанные, один побольше, другой поменьше. Пальтишки и всё остальное у них было одинаковое, но волосы у большого были светло-каштановые, а у маленького совсем светлые. И они смотрели в книгу и много пели.
Малышу они очень понравились, из-за них он почти обо всём забыл.
А рядом с младшим сидела очень симпатичная девочка. Она была вся в чёрном и в такой широкой шляпке, что даже глаз не было видно, и волосы у неё были тоже совсем светлые. Они лежали на плечах и были стянуты голубой лентой. А возле девочки на самом краю скамьи сидела высокая, полная женщина, как и девочка, вся в чёрном, и шляпа у неё была такая же широкая, что даже глаз не было видно, а по бокам свешивались две прекрасные светло-каштановые пряди.
— Папа, посмотрите, вон там, на краю первой скамьи. Это та женщина, что вчера открыла окно.
— И в самом деле, она, — показалось папе.
Но крёстный их толкнул, чтобы не говорили так громко, потому что пение уже прекратилось.
Пение в самом деле прекратилось. Тот, что на помосте, встал, и все встали, и он начал молиться за всех людей, нетвёрдых в послушании, чтобы Господь Бог простил их ради возлюбленного Сына Своего и Духом Своим освятил их. Потом он открыл на столе перед собой огромную книгу и прочёл, что «послушание больше, чем жертва…»[16]
И когда они опять сели, он им подробно объяснил, что Господь Бог не хочет от людей никаких жертв и даров, что у Него и так всего много, что Он даже раздаёт, и всё, что у людей есть — от Него, и Он никого ни о чём не просит, но любит, когда люди слушаются Его как следует и делают, как Он велит, а когда не делают, Он не может их дальше любить, и у непослушных людей ничего не получается.[17]
— Видишь, я вчера тебе то же самое говорил, — шептал крёстный Малышу.