— Чушь!
— Нет, не чушь, — раздражаюсь я. – Мне дороже всего семья, и искать замену Марине я не намерен, ясно? Я уеду, и уеду я к ней и сыну!
Отвечает мне тяжелый немигающий взгляд из-под кустистых бровей. Я тоже умею так смотреть, вот только с Паханом лучше не соревноваться – сожрет.
— Если захотите «освободить» меня от неправильной жены – номер не пройдет, — качаю я головой. – Что-то случается с ней – вы получаете врага. Не выйдет из меня ни наследного принца, ни короля.
Пахан по-прежнему молчит, и молчание это хуже удара по почкам. Это настоящий талант – молчать так, что хочется сдохнуть!
— Вы ведь выбрали меня не только потому, что я был смотрящим? – стараюсь я разгадать Пахана. – За то, кто я есть, да? За мою силу и жесткость, за быстроту решений, за… ошибки и проколы?
— Да, — устало отвечает Бартов. – Ты не робот. Не жестокий зверь, а просто человек – за это я и выбрал тебя.
Победа! Только бы согласился…
— Если нужен наследник – у меня есть кандидатура на примете, — я ликую, и даже не скрываю этого.
Скоро я увижу Марину! Совсем скоро, осталось лишь взять билет на самолет – Марго лишь подтвердила мою внезапную догадку, вздрогнув при упоминании Бали.
— Кто?
— Артур, — хмыкаю я. – Мой помощник: надежный, верный, тоже совершает ошибки и промахи. И он не робот.
Бартов буравит меня своими холодными, склизкими как змеи, глазами, и коротко бросает:
— Зови его, черт с тобой! Но если он пустышка – из-под земли достану!
ЭПИЛОГ
Марина
Захар загорел, превратившись почти в мулата. Темные волосы его выгорели под палящим солнцем, и начали отдавать рыжиной. Маленький, подвижный чертенок стал грезить серфингом – и это в неполных четыре года!
— Ну уж нет! – отрезаю я, показывая своему ребенку весьма неэлегантную фигу.
— Мам, ну пожалуйста! Им можно, а мне нет? – дуется мое несносное дитя, и я фыркаю – любимая присказка абсолютно любого ребенка.
Вот только местные дети плавать учатся раньше, чем ходить. И на доске стоять умеют как местные дети, так и дети экспатов – родители чуть ли не младенцев катают что на доске, что на мопедах.
И вот, Захар насмотрелся, и начал сводить меня с ума.
— Да, тебе нельзя. Вот подрастешь… — протягиваю я с одолевшей меня грустью, и замолкаю. Захар так быстро растет, а Андрей не видит. Больше двух месяцев прошло, а его где-то носит.
Я ждала его. Уверена была, что недели не пройдет – и я услышу стук в дверь. Открою, а там Андрей – злой, как черт, но такой родной и любимый… не дождалась. Неделя, вторая, третья…
А если его уже нет? Если он убит в одной из разборок, что тогда? Мне ведь придется жить с этим – за ним я уйти не смогу. Из-за Захара и того маленького в моем чуть округлившемся животе.
— Ты плохая! – вдруг заявляет Захар, и я ахаю – где набрался?
— Захар! Вот папа приедет, и тебе не поздоровится. Получишь на орехи!
Присаживаюсь перед раскапризничавшимся, кривящим губы сыном, и вижу – не со зла он. Тут что-то другое, и я, кажется, знаю, что именно.
— Не приедет он, врешь ты все!
Вот оно! Вот в чем дело.
— Приедет, — обещаю я – сыну ли, себе ли?
Нам обоим.
— Я тебе не верю, — дуется Захар, но я вижу – успокаивается.
Губы не подрагивают от подступающих слез, а значит – забудет. Вот только как бы он Андрея не забыл – то, чего я так боялась. Дети ведь так быстро все забывают и я, до паники этого боясь, каждый вечер листала с Захаром фотографии Андрея, твердя, что это папа. И папа скоро приедет.
Папу нельзя забывать…
— Пойдем на рынок, милый, — поднимаюсь я с пола, чувствуя легкое головокружение.
Мы выходим из нашего уютного, ставшего почти родным, дома. Захар бежит впереди меня вприпрыжку – перепрыгивает камни, а я щурюсь от сводящего меня с ума солнца, обжигающего мою кожу.
Загар почти меня не трогает, оставляя не пигмент, а ожоги. Тихо смеюсь, глядя под ноги – умею же я мечтать! И, главное, все мои мечты ведь сбываются, пусть и криво: хотела на Бали – и получила. Любви хотела, замуж хотела за Андрея – пожалуйста…
— Все у меня через…
— Через что? – слышу я знакомый голос, и только сейчас замечаю тень на безлюдной дороге.
— Папа! – визжит Захар, вцепляясь в ногу Андрея, а я стою, застыв как статуя.
Слезы слезятся – от солнца, или от любви? От вины, быть может, или от обиды, что его не было так долго? Так и вижу, как я с визгом висну на шее Андрея, покрываю его лицо поцелуями, но я не двигаюсь.
И он тоже. Снимает солнцезащитные очки, и смотрит на меня – в меня – своими глазами цвета грозы. И вдруг улыбается мне – с любовью, приправленной изрядной долей злости.
Заслужила, что уж…
— Андрей, — выдыхаю я, и подхожу к нему на ватных ногах, а земля подо мной – облака.
Седьмое небо!
— Ну ты и… — качает муж головой, и резко притягивает меня к себе.
Прижимает крепко-крепко, и я понимаю – простил! Я ведь тоже простила…
— Как же я соскучилась! Боже, как я по тебе соскучилась!
Бормочу что-то невнятное, и делаю то, что мечтала – обнимаю Андрея, покрываю поцелуями, плачу, а он… смеется.
Вот ведь мужлан!