Светлячок надежды

– Конечно, – напряженным голосом ответила Мара. Несколько месяцев назад, когда это началось, она действительно так считала. В первый раз у нее перехватило дыхание, она тогда сидела у кровати Талли. Она позвала Дороти и ждала, наклонившись вперед и приговаривая: «Давай, Талли, возвращайся…»

Мара подняла серую сумку:

– Я принесла кое-что почитать.

– Отлично! Значит, у меня будет время покопаться в огороде. В этом месяце сорняки совсем одолели. Хочешь лимонад? Домашний.

– Хочу. – Она прошла вслед за Дороти в сверкающий чистотой дом. С потолочных балок свисали пучки сушеной лаванды, наполняя воздух своим терпким ароматом. В кувшинах благоухали розы, на всех горизонтальных поверхностях были расставлены металлические подносы.

Дороти исчезла в кухне и вернулась с запотевшим стаканом лимонада.

– Спасибо.

Они посмотрели друг другу в глаза, потом Мара кивнула и пошла по длинному коридору к комнате Талли. В лучах света из окна голубые стены мерцали и переливались, словно море.

Талли лежала на больничной кровати с приподнятым подголовьем – глаза закрыты, рыжие с проседью волосы вьются вокруг бледного, худого лица. Кремовое одеяло натянуто до самой шеи. Грудь Талли равномерно поднималась и опускалась. Вид у нее был спокойный. У Мары, как всегда, мелькнула мысль, что Талли откроет глаза, широко улыбнется ей и скажет: «Привет».

Мара заставила себя подойти к кровати. В комнате пахло кремом для рук с гарденией, который любила Дороти. На тумбочке лежал потрепанный томик «Анны Карениной» в бумажной обложке – Десмонд уже несколько месяцев читал Талли этот роман.

– Привет, – поздоровалась Мара с крестной. – Я уезжаю в университет в Лос-Анджелесе. Конечно, ты знаешь, я уже несколько месяцев об этом говорю. Забавно, правда? Думаю, мне нужна спокойная обстановка. – Мара заломила руки. Она не за этим сюда пришла. По крайней мере, сегодня.

Много месяцев ее не оставляла надежда на чудо. Теперь пора попрощаться. И еще кое-что.

Сердце громко билось в груди. Мара взяла стул, села, придвинулась к кровати.

– Ведь это из-за меня ты разбилась на машине, да? Потому что я была самой последней дрянью и продала интервью журналу. Объявила всему свету, что ты наркоманка.

Молчание, в которое погрузилась комната, навалилось словно свинец. Доктор Блум – и все остальные тоже – пыталась убедить Мару, что в случившемся с Талли нет ее вины, но все было безуспешно. И во время каждого приезда Мара просила прощения у Талли.

– Мне так хочется, чтобы мы с тобой могли начать все сначала. Я так по тебе скучаю. – Тихий голос Мары дрожал.

Она помолчала немного, вздохнула, подняла с пола серую сумку и достала оттуда свое главное сокровище. Дневник матери.

Дрожащими руками она открыла дневник и увидела надпись, сделанную угловатым, неразборчивым почерком Талли: «История Кейт».

Мара долго смотрела на эти два слова. Неужели она все еще боится прочесть то, что написано на этих страницах? Ведь она должна хотеть узнать, о чем думала мать перед смертью, но сама мысль об этом вызывала у нее панику.

– Я обещала ей, что прочту дневник вместе с тобой, когда буду готова. Я не очень готова, а ты – это не совсем ты, но я уезжаю, а доктор Блум говорит, что пора. Она права. Пора.

Мара опять вздохнула.

– Ну вот, – сказала она и принялась читать вслух.