Светлячок надежды

– Иди ко мне, – тихо сказал Трак, и от его голоса у нее по спине пробежали мурашки. Что он увидел? Что она сделала или не сделала?

Посуда! Она забыла вымыть посуду. Трак ненавидел грязные тарелки в раковине.

Она медленно повернулась, не в состоянии придумать оправдание.

Трак поцеловал ее в губы, так нежно, что она с облегчением вздохнула.

– Ты знаешь, как я ненавижу беспорядок. Я тебе столько даю…

Она отпрянула:

– Прошу тебя…

Облачко не успела даже поднять руку, чтобы защититься от удара в лицо. Нос хрустнул под его кулаком, кровь брызнула и закапала блузку. Она молчала, не двигаясь с места. Слезы разозлят его еще больше.

Ее разбудило громкое тяжелое дыхание Трака. В первую секунду она ничего не могла понять, но потом боль вернула ее к действительности. Она с трудом открыла один глаз и поморщилась. Взглянув на светящийся экран телевизора, она заморгала. Во рту пересохло, все тело болит, и дрожь никак не проходит.

Сколько раз она просыпалась в таком состоянии? Не сосчитать. Облачко знала, что делать.

Трак лежал рядом с ней – огромный живот горой вздымается вверх, волосатые руки раскинуты в стороны. На улице темно, значит, уже ночь.

Она осторожно выбралась из постели и, морщась от боли, перенесла вес тела на левую лодыжку. Наверное, она растянула ногу, когда падала.

Хромая, она проковыляла в ванную и посмотрела на себя в большое зеркало на внутренней стороне двери. На всклокоченных волосах кровь. Глаз заплыл, а вокруг него расползся разноцветный синяк – лиловый, коричневый и желтый. Нос трудно узнать – он стал плоский, а на щеках и подбородке засохла кровь.

Не умываясь – все лицо болело, – она надела на себя первое, что попалось под руку. Кажется, она была в этой одежде вчера. Или позавчера? Она не помнила. И боль не давала взглянуть, есть ли на одежде кровь.

Нужно уходить отсюда, уходить от Трака, пока он ее не убил. Эта мысль приходила ей в голову десятки раз, когда он избивал ее, и однажды, около года назад, она все-таки ушла и добралась до Такомы, но в конце концов Трак нашел ее, и Облачко вернулась, потому что ей больше некуда было идти и потому что ничего другого она не ждала от жизни. Ничего другого у нее никогда не было.

Но теперь она уже не молода – стара, если посмотреть правде в глаза. Кости стали хрупкими, и что, если после очередного удара о стену позвоночник просто сломается?

Беги отсюда!

Она прокралась к тумбочке и дрожащими руками раскрыла бумажник, в котором обнаружились три двадцатки. Облачко понимала, что дальше будет только хуже. Если она хочет жить, она должна уйти.

Зажав деньги в кулаке и стараясь не шуметь, она шагнула к двери.

Скрипнула половица, и Трак что-то пробормотал во сне и повернулся на бок.

Она замерла с отчаянно бьющимся сердцем, но Трак не проснулся. Облегченно выдохнув, она взяла две самые ценные для нее вещи – рассыпающиеся бусы из бусин и сухих макаронин и старую черно-белую фотографию. Надела ожерелье на шею, а фотографию сунула в карман фланелевой рубашки и для верности застегнула пуговицу на кармашке.

Потом осторожно наступая на здоровую ногу, прихрамывая, она вышла из комнаты.

Во дворе насторожились собаки, они сели и уставились на нее. На фоне черного неба четко была видна гора Рейнир. Ее заснеженная вершина блестела при свете луны.

– Тихо, мальчики, – прошептала Облачко, проходя мимо собак.

Когда она уже поравнялась с шезлонгом, раздался лай. Облачко продолжала идти не оглядываясь.

В лесу было совсем темно, она медленно шла, напрягая зрение, чтобы различать дорогу; каждый шаг отзывался болью во всем теле, но Облачко не останавливалась и упрямо шла вперед, пока не добралась до автобусной остановки в Итонвилле. Здесь, в крошечном павильоне с тремя стенками из замызганного пластика, она наконец опустилась на скамью и облегченно выдохнула.

Потом вытащила сигарету с марихуаной – последнюю – и закурила. Это ненадолго притупило боль. Но тут ее стали одолевать сомнения. Казалось, еще немного – и решимость покинет ее, и она вернется.

Подъехал автобус, и она села в него, стараясь не замечать неодобрительный взгляд водителя.

Два с половиной часа спустя Облачко вышла из автобуса в центре Сиэтла на Пайонир-сквер. Здесь можно было исчезнуть, раствориться без следа. Она хорошо знала, как стать невидимой. Именно это ей теперь и нужно: стать бесплотной тенью в призрачном мире.

Медленно продвигаясь по безлюдным закоулкам, она чувствовала, как усиливается головная боль, словно ее бьют молотком по черепу. Услышав тихий плач, Облачко не узнала собственный голос. Ведь она уже давно научилась терпеть боль и страдать молча.

Боль была такой сильной, что мысли путались. А потом она поняла, что падает.

19

Облачко постепенно приходила в себя. Сначала вернулась боль, потом она услышала собственное дыхание, потом пришло ощущение чистоты. Тогда она и поняла, где находится.

Больница. За свою жизнь она побывала во многих больницах и хорошо знала эти запахи и звуки. Теперь ноябрь две тысячи пятого, и она сбежала.