Сама не знаю, как осмеливаюсь — протискиваюсь руками к его брюкам. Но от мысли… что мне придется его касаться, и ему — меня, что у нас это случиться, тотчас накрыло волной тошноты. Отдергиваюсь. Истерика горьким, зловонным, колючим полотном вмиг окутала, сжала в тиски, затянув удавку, а слезы — откровенными потоками помчали вниз. Живо сползаю, бросаюсь прочь — но догоняет. На карачках… хватает в объятия. Но не злобно, не силой… а странной больной заботой. Покачнулись — и завалились на ковер.
Завыла… горько, позорно… давясь мерзостью своей.
— Прости… я не могу… я…
— Ниче, зай, — ласковым шепотом на ухо. — Я все понимаю.
Еще сильней разрыдалась от этого его доброго, безобидного «зай».
Зайчонком… я — гадкая фригидка… даже конченной шлюхой быть не в состоянии. Не могу. Не могу я…
Не знаю, что это тогда было с Мирой. Как так и почему… алкоголь или что тому было виной, но…
— Прости меня, — горько вою. — Прости… суку конченную…
— Ну чего ты, сладкая? — тотчас еще сильнее прижимает к себе, целует в ухо. — Все нормально. Я понимаю… Я подожду — сколько надо будет: столько и подожду. Неважно… Тем более, — горькая, отчаянная попытка пошутить, — у нас и так… диплом вон на носу, а еще концертов сколько: первое апреля, день космонавтики, а там — майские… не говоря уже о промежуточных воплях. Вообще, некогда нам глупостями заниматься, тут ты права…
Невольно рассмеялась, давясь соплями.
— Ну вот… И вообще, поздно уже. Спать пора, а то завтра рано вставать. Оставайся у меня: свято обещаю одеяло не тырить. Ну?
Молчу, силой давя, сдерживая вспышки рыданий.
— Женьке только отзвонись, — заботливо продолжил, — а то еще ментов к нам пришлет — а мне их нечем кормить. С утра последний дошик заварил.
Рассмеялась невольно:
— Это же еда — идиотов, — нагло цитирую, дразня.
— Ну… ты ж сама меня на нее присадила, че теперь сделаю? Ну? — попытка заглянуть мне в лицо. Поддаюсь. Глаза в глаза.
— А как же замуж? — будто лезвие глотнув, рублю, кую я, пока еще горячо.
— А че с ним? — шутливое. — Думаешь… ЗАГС завтра закроют? Или не только минимальный, но и максимальный возрастной ценз введут?
Усмехнулась благодарно… за тепло, понимание… и заботу:
— Думаю… таких дураков не пустят, как мы.
— А мы им нашим утренником провальным пригрозим — если что, сразу пьяного Дед Мороза организуем — тут за Коляном не станет, уж поверь. Бесплатно подсобит — те навеки нас запомнят, и даже гипноз не спасет.
— А если лето будет? — поддаюсь на больную игру глупого веселья.
— Тогда это будет еще куда фееричней: в красных труселях и с бородой.
Рассмеялась. Обмерла, закусив губу на миг. А затем снова глаза в глаза:
— Спать?
— Спать, — живо закачал головой, состроив серьезную гримасу. — Только на диване, идет?
Улыбнулась:
— Чур я на краю.
— Да ради Бога! Хоть посредине! Главное… сильно в стену меня не укатай, а то в дырку провалюсь… или к соседям.
Тихо, сдержанно… хохочу невольно:
— Я тебя не стою.
— Ох-ох, — закачал головой, паясничая. Широкая улыбка расплылась на устах: — Я сам себя не стою… но как-то же живу. Вот и ты справишься!
Расстелить постель, забуриться в нее, крепко обнять друг друга и уснуть… прямо в одежде.
Не знаю почему, но вот это… мне понравилось. Даже самой смешно. Но правда.
Что ж… может, и верно: нужно время, придет момент — и свыкнусь с мыслью, определю и ему, Вадиму, место в своей жизни… а там и в сердце — причем не только как для хорошего друга, но и как для… мужа.
Глава 16. Философы
Чуть не проспали. Хорошо, что хоть мой будильник в телефоне сработал. Умыться, прилизать волосы (у этого «коротко стриженного» и расчески во всем доме не нашлось), подкрасить губы гигиеничкой — и выдвинуться в путь — к его дядьке в офис, на практику… оправдываться за наглые прогулы.
И хоть зеленый свет на светофоре горел водителям, а этой овце — красный, да только «танку» это было ни по чем. Кинулось сие нелепое существо, казалось, просто из ниоткуда прямо под колеса машины Вадика, едва успел среагировать, зажать по тормозам… Жуткий, полоумный визг шин — и встали. Умчало, ускакало живо это чудище, даже не обернувшись в нашу сторону.
— Сука, — злобно рыкнула я, провожая взглядом эту тупую малолетнюю курицу.
Но буквально секунды — и вдруг удар сзади. Запищало, рыкнуло что-то. Дернуло, сдвинуло нас вперед дюжей силой.
Резко обернулись.
— Писец, — нервно выругался Вадим.
— блядь, — подытожила я.
Из авто, что так удачно припарковалось нам в багажник, уже выскочило трое молодых людей (амбалов). Резво кинулись к нам.
Распахнули дверь. За шкирку вытащили моего Вадика (едва успел отстегнуться, чтоб не удушили) из авто — швырнули в сторону. Чуть не упал — прошелся, подался вперед, согнутый, невольно гася инерцию.
— Ты че, блядь, творишь? — завопил самый резвый. — Ты че, Сука, зеленый не видишь? Че, падаль, тормозишь посреди дороги?!
— Вы че, охуели?! — мигом выскакиваю из салона на улицу уже и я, следом.
— А это что еще за соска?! — Взор на меня: — РОТ ЗАВАЛИЛА!
— А ТО ЧЕ?! — бешено воплю в ответ.