На сей раз мы встретились с Ребровым. Он спросил, как дела. Я пожал плечами: как всегда, ничего стоящего внимания. В США безработица растет. Инфляция. В Южной Америке где-то землетрясение. Египтяне послали нас на... Мы втерлись в Анголу. Скоро и она пошлет нас туда же. Солженицын выступил с очередной антисоветской речью. Мировая прогрессивная общественность... А у нас, как всегда, перевыполнения, встречные планы, речи,почины, пуски и запуски. Тут к нам подсел один из Безымянных.
— Скука есть суть нашего бытия, — сказал он. — Наша нормальная советская жизнь принципиально бессобытийна. Ничего исключительного у нас не должно быть. Это — уклонение от нормы. Как талант. Оригинальность. Независимый образ мышления.
— Позвольте с вами не согласиться, — сказал Ребров, к великому нашему удивлению (оказывается, он может и говорить!). — Исключительные события у нас бывают. И не реже, чем на Западе. Только мы не ценим их исключительности. Вот, к примеру, послала меня жена на рынок картошки втридорога купить. А то гости вечером придут — а жрать нечего. Иду мимо магазина «Фрукты и овощи». А рот в усмешке кривлю. Овощи! Ха-ха-ха-ха!.. Овощи в магазине?! Ха-ха-ха-ха!.. Твою мать!.. А фрукты!! С чем их едят? Ха-ха-ха-ха... И вдруг, дай, думаю, загляну! И заглянул. И что вы на это скажете?! Картошка!! В пакетах!! И не вся гнилая!! Отдельные картофелины даже есть можно!! Во как! А вы говорите, приключений не бывает! А вот вам другой пример — случай с моим соседом. Хотите — верьте, хотите — нет. Идет Сосед по Ленинскому проспекту. Видит — кофе растворимый продают. Конечно, в нагрузку кило гнилых яблок. Но это же пустяк. Главное — кофе! А то вот еще такой случай. Достал один знакомый шапку из натурального меха по блату. Надел, красуется. А в подъезде его кирпичом по голове — бах! И шапку, конечно, сперли. Он в милицию. А там на него акт: мол, шапку сам пропил, клеветой на советский народ занимается. Как раз в это время московская милиция взяла на себя соцобязательство: обеспечить стопроцентную раскрываемость преступлений. А несовершенное преступление считается раскрытым. Целый месяц общественность института вызволяла Знакомого. Еле спасли. На поруки взяли. Выпустили после того, как Знакомый подарил по шапке всем чинам милиции. Как потом доложили на собрании, к счастью, несчастье со Знакомым кончилось счастливо. Выговором отделался.
Безымянный с наслаждением слушал Реброва.
—Ого, — сказал он. — Да вы, оказывается, мыслитель. Сдаюсь! Вы, безусловно, правы. Мне это как-то в голову не приходило. Конечно! Для советского интеллигента, например, устроить сына сразу после десятилетки и без связей в университет значит неизмеримо больше, чем для корсиканского поручика стать императором Франции.
— Для вас, судя по всему, это — актуальный вопрос? — спросил я. — Ну что же, постараюсь вам помочь. Конечно, не в императоры выйти, а поступить в МГУ. На какой факультет он хочет?
— О Господи, — сказал Безымянный. — Да не все ли равно?! Гуманитарный? Черт с ним! Пусть гуманитарный! Хотя он ненавидит философию и бредит физикой. Лишь бы поступить, а там видно будет.
— Вот видите, — сказал Ребров Безымянному, — у нас даже чудеса возможны.
После ухода Реброва я решил записать телефон Безымянного и дать ему свой телефон. Он назвал мне свою фамилию, и у меня глаза на лоб полезли.
— Неужели тот самый? — спросил я. — И даже у вас проблема с университетом? И даже с физикой? Ну и дела.
И я назвал свою фамилию.
— Надеюсь, — сказал Безымянный, — не тот самый.
— Увы, — сказал я, — тот самый.
И мы хорошо посмеялись.
ДЕЛО
— Как движется твое дело? — спрашиваю я.
— Будут печатать. Ищут корректора. Ужасно медленно все это тянется. Оказывается, Там тоже не так-то просто напечататься.
— Везде одно и то же. Даже Солженицына года два мариновали, пока выпустили. Наберись терпения.
— Я и так терплю. Но мне до сих нор не верится, что книга пошла в производство. Спасибо тебе.
— Не стоит. Мы же трусливые и корыстолюбивые либералы.
—Не паясничай. Я этого не говорил.
— Ты не говорил, другие вроде тебя говорили. Да я не обижаюсь. Что правда, то правда. Вот тебе телефончик. Это — издательство «Вперед». Спросишь Степана Ивановича Трусова. Скажешь, что от меня. У него, кажется, есть место старшего редактора. Зарплата в два раза больше, чем тут. Два библиотечных дня.
НАУКА И ИДЕОЛОГИЯ
— И все-таки я не могу поверить в то, что величайшее явление в духовной жизни человечества есть просто чепуха, а грандиозное движение самой жизни к коммунизму — деградация, — говорю я. — Надо же все-таки знать меру. Надо же иметь какую-то ответственность перед людьми!