Распятый на кресте нечистыми руками,
Меж двух разбойников Сын Божий умирал,
Кругом мучители нестройными толпами,
У ног рыдала Мать; девятый час настал:
Он предал дух Отцу. И тьма объяла землю.
И гром гремел, и, гласу гнева внемля,
Евреи в страхе пали ниц…
И дрогнула земля, разверзлась тьма гробниц,
И мёртвые, восстав, явилися живым…
В. Никифоров-Волгин
ДВЕНАДЦАТЬ ЕВАНГЕЛИЙ
…Начиналось чтение двенадцати Евангелий. Посередине церкви стояло высокое Распятие. Перед ним аналой. Я встал около креста, и голова Спасителя в терновом венце показалась особенно измученной. По складам читаю славянские письмена у подножия креста: «Той язвен бысть за грехи наши, и мучен бысть за беззакония наша».
Я вспомнил, как Он благословлял детей, как спас женщину от избиения камнями, как плакал в саду Гефсиманском всеми оставленный, – и в глазах моих засумерничало, и так хотелось уйти в монастырь… После ектении, в которой трогали слова: «О плавающих, путешествующих, недугующих… и страждущих Господу помолимся» – на клиросе запели, как бы одним рыданием: «Егда славнии ученицы́ на умовении вечери просвещахуся…»
У всех зажглись свечи, и лица людей стали похожими на иконы при лампадном свете, – световидные и милостивые.
Из алтаря, по широким унывным разливам четвергового тропаря, вынесли тяжёлое, в чёрном бархате, Евангелие и положили на аналой перед Распятием. Всё стало затаённым и слушающим. Сумерки за окнами стали синее и задумнее.
С неутомимой скорбью был положен «начал» чтения первого Евангелия: «Слава страстем Твоим, Господи». Евангелие длинное-длинное, но слушаешь его без тяготы, глубоко вдыхая в себя дыхание и скорбь Христовых слов. Свеча в руке становится тёплой и нежной. В её огоньке тоже живое и настороженное.
Во время каждения читались слова как бы от имени Самого Христа: «Людие Мои, что сотворих вам, или чим вам стужих: слепцы ваша просветих, прокаженныя очистих, мужа суща на одре возставих. Людие Мои, что сотворих вам: и что Ми воздасте? За манну желчь, за воду оцет, за еже любити Мя, ко кресту Мя пригвоздисте».
В этот вечер, до содрогания близко, видел, как взяли Его воины, как судили, бичевали, распинали и как Он прощался с Матерью.
«Слава долготерпению Твоему, Господи».
После восьмого Евангелия три лучших певца в нашем городе встали в нарядных синих кафтанах перед Распятием и запели «светилен».
«Разбойника благоразумнаго, во едином часе раеви сподобил еси, Господи; и мене Древом крестным просвети, и спаси мя».
С огоньками свечей вышли из церкви в ночь. Навстречу тоже огни – идут из других церквей. Под ногами хрустит лёд, гудит особенный предпасхальный ветер, все церкви трезвонят, с реки доносится ледяной треск, и на чёрном небе, таком просторном и Божественно мощном, много звёзд.
– Может быть, и там… кончили читать двенадцать Евангелий, и все святые несут четверговые свечи в небесные свои горенки?
Протоиерей Андрей Логвинов
СНЯТИЕ С КРЕСТА
Место Лобное опустело.
День отмаялся. Даль пуста.
Бездыханное Твоё тело
Мы пытаемся снять с креста.
Разлетятся по небу звёзды,
Словно бус разорвётся нить…
Как из древа вырвать гвозди,
Чтобы ран не разбередить?
…Плащаницей обвив несмело,
Понесли ко гробу, кто мог.
И Мария, что ночь, чернела,
И земля не держала ног…
С. Шлёнова (монахиня Мария)
«Объят весь круг земной…»
Объят весь круг земной
Ночными небесами.
Неисчислимыми звездами
Величье горнее
Являет нам Господь.
В священном страхе
Сердце замирает,
И въявь дыхание Его
В своём дыханьи прозревает.
Святых молитв и нас, убогих,
Как птичьи стаи – к небесам.
Навстречу ангельское пенье
Таинственно, неизреченно
Нисходит к нам.
Теперь я знаю всё —
не знаю ничего,
Кроме распятого на Древе
Бога Слова.
И об одном молю —
Мне жизни каждый миг
Омыть слезами
покаяния святого.
В. Никифоров-Волгин
ПЛАЩАНИЦА
(в сокращении)
По издавнему обычаю, до выноса Плащаницы не полагалось ни есть, ни пить, в печи не разжигали огня, не готовили пасхальную снедь, – чтобы вид скоромного не омрачал душу соблазном.