Светлое время ночи

В этот момент одна из стен домика, та, к которой лепилось крыльцо, рухнула, обнаружив хорошо освещенную огнем внутренность.

Бревна рухнувшей, а, скорее, даже отброшенной неведомой рукой стены покатились вниз с оглушительным грохотом. Вой стал выше на октаву и обогатился новыми, душераздирающими вибрациями.

Ни баронессы, ни ее ученой лошади Вербелины меж тем видно не было.

Вместо нее из домика выкатился огромный подвижный ком плотного серебристого тумана, который, в мгновение ока миновав крыльцо, оказался у пустующей коновязи.

Там, возле коновязи, ком-ловкач закатился в негустой ельник и на время замер, как бы застыл. Спрятался. Даже светимость его теперь поменяла цвет и ощутимо потускнела. Из серебристой она стала мутно-желтой. Вой в тот же час стих.

«Катунец, что ли? Но откуда ему взяться здесь!? Впрочем, между Старым Ордосом и Фальмом есть какая-то связь… Кажется, местные бароны во время Тридцатидневной войны были среди харренитов, штурмующих столицу. Говорят, с тех пор катунцы и пошли», – предположил Эгин. Но был вынужден сразу отвергнуть это предположение – никто и никогда не слышал, чтобы катунцы меняли цвет, светились и вопили так, что кровь киснет в жилах.

Вслед за этим из избушки выскочил совершенно обнаженный человек, в котором Эгин узнал… себя, Эгина.

Человек держал в руках… нет, не меч, но нечто совершенно невообразимое – длинный посох, состоящий сплошь из темного бордового пламени. Судя по всему, пламя посоха не обжигало ладоней, то есть было с магической точки зрения ручным. По крайней мере, голозадый Эгин-второй не испытывал видимого дискомфорта.

Перехватив посох обеими руками, Эгин-второй осмотрелся. Видимо, искал затаившийся шар.

«Да это же Адагар! – довольно быстро сообразил Эгин. – Ай да проныра! Тысячу крючьев Шилола тебе в задницу, греховодник несчастный!» В этот момент ему показалось, что он ухватил суть происходящего.

«Что может быть проще? Адагар каким-то одному ему известным колдовским способом прознал о свидании. Прознал после того, как я уехал якобы в Маш-Магарт. Принял, как и собирался, мое обличье – на то он и странник, Шилол его разнеси! И явился сюда. Решил помыться перед приходом Зверды, красоту навести. Но тут вместо Зверды к нему прикатился этот визжащий ком! Может, это Шоша так подстроил. А может, какая-то местная неизвестная напасть, наподобие все тех же катунцов! А Зверда еще не приехала. А может и приехала… может, в это время она там где-нибудь в угол забилась, закрывши руками лицо, и трясется как осиновый лист, не подозревая о чудовищной подмене! Не подозревая о том, с кем взошла на ложе!»

Последнее предположение – о ни о чем не подозревающей Зверде, трясущейся на ложе, о Зверде, шею которой быть может минуту назад еще покрывал поцелуями маг-перевертыш – причинило Эгину почти телесную, плотскую боль.

Он бросил оценивающий взгляд на дорогу. Тусклая, но все же отчетливо различимая в отсветах яркого огня из очага и в проблесках молний полоса уходила ввысь, огибая опасный овраг, потом снова опускалась, закладывала вираж, и только обогнув еще один внушительный скальный выступ, выпрямлялась, чтобы подкатиться прямо к коновязи охотничьего домика.

Затем он оценил ширину оврага, который отделял его от домика баронов Маш-Магарт. Определенно, бежать через овраг выходило быстрее, чем петлять под дороге. По крайней мере, так Эгину упорно казалось. О перспективе сломать себе голову на зыбких каменистых осыпях – ведь не даром же дорогу прокладывали так, а не иначе – Эгин даже не вспоминал. В висках его стучала одна немудреная мысль: «Быстрее, еще быстрее, на-и-быс-трей-ше!»

Раздавленное Время? Нет, здесь и сейчас это чересчур рискованно. Авелир когда-то предупреждал его, что человек, входящий в Раздавленное Время во время грозы, отягощает свое тело пренеприятным свойством ловко притягивать молнии, словно из его макушки торчит железный прут высотой в тридцать саженей. Поймать молнию при входе в Раздавленное Время Эгину не улыбалось – достанет и «облачного» клинка, который сам по себе в сильную грозу представляет серьезную угрозу для своего хозяина.

Эгин бросил жеребца прямо посреди дороги. Тот жалобно заржал ему вслед.

Каурый, в отличие от Эгина, ринувшегося к домику напрямик, сквозь цепкую ежевику, сосняк и острые скальные зубья, покрывавшие крутые склоны оврага, видел, как осуществлялась последняя фаза трансформации.

Замерший было желто-серый ком снова пришел в движение, заискрился и наконец разлезся, словно отслуживший свою службу кокон.

Желтоватая кашица в мгновение ока стекла с жесткой, гладкой шерсти выступившего из кокона внушительной величины животного. Медведица – снежно-белая, высокая, узкомордая, – по-собачьи кручено отряхнулась всем телом, распыляя по ельнику сияющим веером желтые брызги.

Она успела окончить трансформацию вовремя. Поскольку в ту же секунду багровый, налитый неземной мощью посох Адагара, который наконец-то ее заметил, исторг шипящее оранжевое щупальце.

Щупальце метнулось в ее сторону в хищном выпаде, вмиг преодолев расстояние от крыльца до коновязи.