Читаем Светлые аллеи (сборник) полностью

Когда свечерело и светило спиной упало за утыканный мерзкими и нелепыми домами горизонт и землю обуяла благословенная ночь, специально созданная для глупостей, я протёр тряпицей штиблеты и, содрогаясь, пошёл. Ответственный квартиросъёмщик Прохор, у которого я арендовал комнатёнку, смотрел на меня с завистливым неодобрением. Он был ещё не старый, но уже какой-то оцепеневший в своих взглядах на жизнь. Мир в сущности состоит из серости и оттенков, но у Прохора было чёрно-белое, как у собаки, зрение. Это плохо, это хорошо. Это чёрное, это белое и никаких середин. Копить деньгу-белое, тратить на шлюх-чёрное. Он, как старьёвщик мог оценить любое явление и вынести свой цветовой вердикт. Я же в этих делах совершенно запутался, уже не различал ни добра, ни зла и поэтому завидовал Прохору, категоричности его православно-серийного ума, его чёткой картине мира и окрестностей.

Я в протёртых тряпицей штиблетах долго ходил по сказочно-жёлтым от электричества улицам. Я чувствовал себя аквариумной рыбёшкой на дне океана, а мимо проплывали разные промысловые рыбы. Как всегда в толпе чувство одиночества и никчемности скрутило меня и, чтобы побороть отчаяние от бессмысленности жизни, я сел на лавку и покурил одну от другой. А вечер был тёплый и какой-то равнодушный. Люди ходили парами, компашками, в одиночку не было никого. Они обнимались, смеялись, но почему-то чувствовалось — они при деле. Какие-то цели, какие-то устремления. Что мне оставалось? Я сделал вид, что я тоже при деле и пошёл на «пятак». Пошёл наискось, срезая угол, как тать меж потухших домов, по теряющейся в темноте и таинственностях тропинке. Крики пьяных и женский визг создавали ночную гармонию, и хотелось не отставать.

И вот наконец загульный, созданный для ночного беззакония пресловутый «пятак». Жрицы любви стояли у магазина и смолили сигары, как моряки на пирсе. Одна в «вусмерть» обдолбленная, а может пьяная, измученная своей молодостью, но уже похожая на постаревшую жабу. Другая с фигурой Карлсона и красной забубенного цвета мордой.

И ещё одна хрупкая, в джинсиках с симпатичным кукольным личиком. Я, дурак, всегда оцениваю женщину по лицу, то есть не комплексно, да и джинсы облагораживают фигуры. Лучше бы я взял ту, красномордую. Рядом еще крутился седой, как смерть старик в жениховском прикиде. Белая рубаха, венчальные брюки на ремешке, ботинки горят. Я сначала подумал, что это какой-то «представитель» от милицейской мафии, курировавшей эту отрасль народного хозяйства в нашем городе. Ан нет, оказалось тоже клиент. Может вдовец, а может ему как коршуну надоело клевать тухлое бабкино тело, не знаю. Но ехать со стариком никто не хотел. Всё это я понял не сразу. Происходило какое-то сложное броуновское движение, подчиненное незримому порядку, все конспиративно обменивались информацией, делали какие-то знаки — вообщем жизнь кипела. Наконец всё согласовалось, ко мне подошла моя с кукольным личиком, взяла деньги и отнесла к находившейся по-паучьи в глубоких потёмках «мамаше». Она как кукловод была за кадром и только дёргала за нитки. Серый дирижёр этой симфонии разврата.

Проститутку звали Асель. Я бы не удивился, если бы её звали Ассоль. От этого мира всего можно ожидать. А судьба человека отчасти запрограммирована в его имени. И гороскопы здесь ни при чём. У меня была одна знакомая по фамилии Головач. Добротная украинская фамилия, но родители без злого умысла назвали её Леной и испортили этим всю жизнь. Лена Головач — это нормально. А если наоборот?

Головач Лена или Голова Члена. Такой вот грустный подводный камень.

И может быть из-за этого она, из-за этих пошлых прибауток и спилась. Подломило это ее самоуважение.

Пока я размышлял о подобных превратностях судьбы, такси, стуча днищем о кочки, подъехало к моему дому. Прохор по своему обычаю сидел, как сыч, в темной зале и смотрел в мутный телевизор. Но штаны он все-таки надел.

Мы прошли мимо и заперлись в моей комнатушке.

— А это кто? — испугавшись, что придется работать с двумя, спросила Асель.

— Да это хозяин. Дряхлый старичок. Не обращай внимания. — сказал я, хотя мы с Прохором были почти ровесники.

Потом я посмотрел на часы. Начинался секс на время, ограниченное одним часом. Чем больше раз, тем ниже их цена. И по-моему поговорку «делу — время, потехе — час» придумали нищие пользователи проституток. Конечно, благороднее взять женщину на всю ночь, чтобы с чувством, с перекурами, с водкой, но бедность, проклятая бедность заставляла уподобляться меня кролику…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия