Светлые крылья для темного стража

– Зачем секта? Школа взаимного духовного роста. Понимаешь, взаимного! У всех, кто к нему ходит, сразу переть начинает! Как на дрожжах! Рост, карьера, деньги! Он глаза открывает, понимаешь? Слепые мы были, тыкались как котята, а теперь глаза во всю ширь!

– Как же он глаза открывает? – спросил Эдя недоверчиво.

– Да ты сам скоро поймешь! Такой человек зашкаливающий! С виду невзрачный, дряхленький, но в сердце у тебя как в книге читает! Но и суровый, конечно, чуть что не по нему – берегись. Привел я к нему на прием одну свою приятельницу, а она стала прикалываться. То да се, мол, сын у меня пропал, уж не знаю, что и думать. А мужик на нее посмотрел внимательно и говорит: «Сына у тебя никакого нет да и не будет уже. А вот зайди-ка ты к онкологу!» Она перепугалась и бегом к онкологу.

– И что нашли?

– Да нет, не нашли пока. Ты же знаешь врачей: пока ничего не видно, но продолжайте сдавать анализы. А точный диагноз только вскрытие покажет.

Грошиков затрясся от смеха. Смех у него был неприятный: точно трясли копилкой, внутри которой бренчала мелочь. Эдя поежился.

– И где живет твой гуру?

– Ага, проняло тебя! – торжествующе воскликнул Грошиков. – И меня в первую встречу тоже проняло! Я-то ехал к нему хохмы ради, а он как взглянул на меня – тут я понял: все, попал! Только учти – он не всех принимает… Человек не должен быть ему духовно чужд, иначе он не сможет ничем помочь. Прежде чем увидеть тебя лично, он захочет увидеть три твоих капли крови!

– Это еще зачем?

Грошиков затруднился объяснить.

– Так положено. Гарантия того, что ты действительно хочешь его видеть, а не от нечего делать. Так дашь три капли крови?

Эдю предложение не впечатлило. Он с детства терпеть не мог сдавать анализы.

– Как я тебе их дам-то? На зубок, как вампиру? – поинтересовался он.

– Зачем на зубок? Купим шприц одноразовый…

– Нет уж, – отказался Хаврон. – Не тянет меня!

– Тебе что, трех капель жалко? Доноры по стакану сдают, – сказал Грошиков.

Впрочем, настаивать он не стал. Взглянул на часы, хлопнул себя по лбу и заспешил.

– Извини, брат, я отчаливаю! У меня свидание! Клевая, я тебе скажу, девочка! Издали посмотришь – слюнки текут. Близко посмотришь – в обморок грохнешься.

Пока Эдя разбирался в этой запутанной характеристике, которую можно было растолковать и так и эдак, Грошиков подошел к дорогому джипу, припаркованному прямо на тротуаре, и с неосознанным собственничеством демонстрируя, что это его машина, небрежно похлопал ее по крыше.

– Мой рыдван! Ничего так – колесики пока крутятся.

– Ого! Отвертки нынче на подъеме? – оценил Эдя.

– Какие там отвертки? Я уж и забыл о них. Говорю тебе: три капли – и сразу переть начинает! Так что, согласен? Учти, это я тебе по старой дружбе! Не кому попало предлагаю!

– Я подумаю, – сказал Эдя.

Грошиков сел в джип и укатил, старательно нарушая все правила, которые можно было нарушить на коротком отрезке дороги. Эдя проводил его задумчивым взглядом. Судя по всему, дела у его знакомого шли неплохо.

– Вот тебе и гуру, – сказал Хаврон.

Глава 6 Испанский поцелуй японского лейтенанта

Люди, – решил я, – страдают потому, что лишены чего-то, что они считают благом, или потому, что, обладая им, боятся его лишиться, или потому, что терпят нечто, кажущееся им злом. Упраздните такое убеждение, и все страдания рассеются.

Анатоль Франс

Улита сидела в единственном кресле в квартире Эссиорха и, закинув ноги на стул, шевелила пальцами на ногах. Нетерпеливо сброшенные туфли валялись в разных углах комнаты. Эссиорх, недавно вернувшийся от скульптора Кареглазова, плескался в душе – смывал с себя смог и гипс.

Из кухни появился Корнелий. Он только что втянул в рот последнюю нить морской капусты, и теперь от него пахло йодом.

– Слушай! Выходи за меня замуж! – с ходу предложил Корнелий.

– За чего? – не расслышав, переспросила Улита.

– Замуж! – повторил Корнелий.

Улита порозовела. Всякой девушке лестно, когда ее зовут замуж. Даже если она ведьма. Увы, приходилось отказывать и разбивать сердце.

– Обойдешься! – ответила Улита.

Корнелий деловито кивнул. Дожевывая морскую капусту, он достал блокнот с пожарником и карандашом поставил минус. Улита заинтересовалась.

– Что ты делаешь?

– Ничего. Так, заметки для памяти, – уклончиво ответил Корнелий.

– Для памяти? – с обидой переспросила Улита. – Хочешь сказать, без блокнота ты забыл бы, что я тебе отказала?

Корнелий не стал это отрицать.

– Ну… э-э… день длинный, впечатлений много… – сказал он.

Улите его уклончивость не понравилась. Ничего себе день длинный, впечатлений много! Женщина за всю жизнь может ни разу не поинтересоваться, как звали дедушку ее дедушки и кто он был по профессии, может с легкостью забыть номер собственного сотового, но никогда не забудет человека, сделавшего ей предложение. Даже если она ему отказала.