Это было странно: обращаться будто к Ромасюсику и одновременно понимать, что разговариваешь не с ним. В конце концов он был всего лишь болтливой кучей шоколада и никаких решений не принимал. За его суетливой, размахивающей руками непоседливой сущностью угадывалась стальная воля Прасковьи.
Наследница мрака подняла руку и резко отбросила со лба волосы. Тонкие запястья Прасковьи, как у цыганки, были унизаны браслетами. Браслеты были сплошного литья, без видимых рун, однако Даф угадывала исходящую от них темную силу.
–
Его сдавленный голос имел мало общего с обычным бойким журчанием.
– Зачем эйдос-то? Что, мрак совсем обеднел? – спросил Меф.
Это был первый случай, когда он и Прасковья говорили напрямую. Меф ощущал ее упругую, неспешную, но чудовищную силу. Прасковья была сплошным сгустком мрака. Куда более цельным, чем воспитавший ее Лигул. Тот был скорее подл, чем темен.
–
– Я не отдам тебе ни эйдос, ни завещание Кводнона! Если оно нужно Лигулу – пусть за него сражается! Или ты сражайся! – заявил Меф, решив, что ходить вокруг да около не имеет смысла. Прасковья все равно его раскусит.
Когда в его руке полыхнул меч, Ромасюсик поджался и пискнул. Прасковья же взглянула на меч с явной насмешкой. Без малейшего страха она отвела клинок голой рукой. Меф с удивлением обнаружил, что его меч присмирел.
«Я для нее неудачник, отказавшийся от трона. Неуравновешенный молодой человек с острой железкой!» – подумал Меф.
Прасковья звякнула браслетами.
–
Мефа ответ не удовлетворил. В конце концов ложь выдумал не свет. И измену не свет. И убийство. Кто поручится, что они с Дафной могут доверять Прасковье и Ромасюсику? Что ночью им в горло не вонзится кинжал, или в чай, протянутый с милой улыбкой, ненароком не окунут палец с ядом под ногтем?
– Поклянись, что вы не попытаетесь причинить нам вред ни одним из возможных способов! Если я не услышу клятву – обещаю, что буду сражаться с вами прямо сейчас, в этот час и в эту минуту! – потребовал он.
Прасковья пожала плечами.
Меф поморщился. За кого Прасковья, интересно, его принимает?
– Это не клятва! – сказал он.
Его выпученные глаза смотрели пусто и бездумно.
Убедившись, что клятва прозвучала полностью, Меф удовлетворенно кивнул и позволил мечу исчезнуть из руки. Теперь Прасковья хотя бы не нападет сама, что, разумеется, не помешает ей навести «мальчиков Лигула» или сделать другую, косвенную и неоговоренную в клятве гадость. Да и Ромасюсика, если разобраться, клятва никак не затронула. Ну ничего. За Ромасюсиком они присмотрят.
Дафна сняла рюкзачок с флейтой и бросила его к окну, где уже лежал скатанный рулоном матрас. Затем она подула на чемодан и шепотом произнесла «Mens agitat molem», вернув ему нормальный размер.
Прасковья бросила на чемодан настороженный взгляд. Должно быть, ощутила его «светлое» происхождение.
– Подвинься, пожалуйста! Я хочу сесть! – попросила Дафна, которой мешали вытянутые ноги Прасковьи.
Наследница мрака в ответ одарила ее улыбкой Снежной королевы. Бутылка с минералкой, которую выставил на стол хлопотливый Ромасюсик, раздулась и медленно завалилась набок. Меф увидел, что внутри лед.